Как это раньше не пришло мне в голову? Кто знает, не вложила ли она все свои сбережения в чартерный рейс какого-нибудь грузового самолета?
Но, Георг, мы уже обещали друг другу, что будем идти только по реальным следам Апельсиновой Девушки. Если я стану посвящать тебя во все свои мысли и фантазии о ней, мне придется просидеть за компьютером целый год, а столько времени у меня нет. Все очень просто, как ни больно об этом думать.
Но зачем поддаваться игре воображения? Не считая того, что Апельсиновая Девушка много раз смотрела мне в глаза, два раза держала за руку и один раз прикоснулась пальцем к моим губам, мне не за что было ухватиться, кроме тех немногих слов, которыми мы обменялись друг с другом. Следовательно, нужно было навести порядок в том, что мы сказали друг другу. Я быстренько составил список наших реплик и напряг мозги, чтобы истолковать их.
А ты, Георг, как бы ты ответил на эти вопросы? Первый: зачем ей понадобилось столько апельсинов? Второй: почему она смотрела мне глубоко в глаза, держала за руку и при этом не сказала ни слова? Третий: зачем она на Юнгсторгет так придирчиво разглядывала каждый апельсин, чтобы случайно не попалось два одинаковых? Четвертый: какой тайный знак ты видишь в том, что полгода нам с ней нельзя видеться? И наконец, пятый, самый трудный вопрос: откуда она узнала, как меня зовут?
Если ты в состоянии решить этот ребус, может, ты ответишь и на самый главный вопрос: кто она, эта Апельсиновая Девушка? Одна из нас? Или явилась из другой действительности, может, даже из другого мира, куда должна вернуться на полгода, чтобы потом опять иметь возможность поселиться среди нас?
Я не мог истолковать эти знаки, Георг. Не мог поставить диагноз.
Не успело такси с Апельсиновой Девушкой скрыться на Вергеланнсвейен, как подкатило новое такси. Я остановил его и поехал на Хюмлевейен, чтобы отпраздновать Рождество вместе со своими родными.
У Эйнара в ту зиму была одна страсть: слалом на Тюриваннсклейва. Я купил ему классные варежки для лыж и радовался, предвкушая, как он откроет мой подарок после рождественского обеда. Кроме того, я купил для нашей кошки баночку самых дорогих консервов. Маме – сборник стихов шведско-финской поэтессы, о которой много говорили в последнее время. Поэтессу звали Мэрта Тикканен, а сборник назывался «Любовная сага нашего века». Отцу я купил роман «Мертвый забег» – дебют норвежца Эрлинга Йельсвика. Я сам недавно прочитал его и решил, что, может быть, он заинтересует отца. Впрочем, была и еще одна причина: в то время я мечтал и сам когда-нибудь написать книгу. Наверное, именно поэтому мне особенно хотелось подарить отцу книгу молодого, еще неизвестного автора.
В те времена я занимал маленькую комнатку рядом с гостиной. Сейчас, по крайней мере когда я пишу эти строки, это твоя комната. А о том, чья она будет, когда мое письмо дойдет до тебя, я ничего не знаю.
Не стану рассказывать, как мы отметили Рождество в том году, ведь мы договорились придерживаться в этом рассказе только одной линии. Скажу лишь, что в рождественскую ночь я ни на минуту не сомкнул глаз.
