«Помещик» уставился на него.
– Богохульник вы эдакий, – сказал он. – Я незнаком с Черрелом; говорят, он выжил из ума.
– Нет, я не сказал бы, – мягко возразил сэр Лоренс, – он просто оригинален, как почт все представители древних фамилий.
Образчик старой Англии, сидевший напротив него, подмигнул.
– Вы ведь знаете, – продолжал сэр Лоренс, – род Черрелов был уже стар, когда этот, пройдоха-адвокат, первый Монт, положил нам начало при Иакове Первом.
– О, – сказал «помещик», – так это ему вы обязаны жизнью? Не знал.
– Вы никогда не занимались трущобами, сэр? – спросил Майкл, чувствуя, что нельзя их пускать в странствия по лабиринтам родословных.
– Что? Нет. Надо бы, наверно. Бедняги!
– Тут важна не столько гуманитарная сторона, – нашелся Майкл, сколько ухудшение породы.
– М-м, – сказал «помещик», – а вы что-нибудь понимаете в улучшении породы?
Майкл покачал головой.
– Ну, так поверьте мне, тут почти все дело в наследственности. Население трущоб можно откормить, но переделать его характер невозможно.
– Не думаю, что у них такой уж плохой характер, – сказал Майкл, – детишки почти все светловолосые, а это, по всей вероятности, значит, что в них сохранились англосаксонские черты.
Он заметил, как его отец подмигнул. «Ай да дипломат!» – казалось, говорил он.
– Кого вы имеете в виду для комитета? – неожиданно спросил «помещик».
– Моего отца, – сказал Майкл. – Думали еще о маркизе Шропшир.
– Да из него песок сыплется!
– Но он еще молодцом, – сказал сэр Лоренс. – У него хватит резвости электрифицировать весь мир.
– Еще кто?
– Сэр Тимоти Фэнфилд...
– Ох и бесцеремонный старикашка! Да?
– Сэр Томас Морсел...
– Гм!
Майкл поспешил добавить:
– Или какой-нибудь другой представитель медицинского мира, о ком вы лучшего мнения, сэр.
– Нет таких. Вы это уверены – насчет клопов?
– Безусловно!
– Что ж, надо мне повидать Черрела. Он, говорят, способен даже осла убедить расстаться с задней ногой.
– Хилери хороший человек, – вставил сэр Лоренс, – правда, хороший.
– Итак, Монт, если он придется мне по вкусу, я согласен. Не люблю паразитов.
– Серьезное национальное начинание, сэр, – начал Майкл, – и никто...
«Помещик» покачал головой.
– Не заблуждайтесь, – сказал он. – Может, соберете несколько фунтов, может, отделаетесь от нескольких клопов; но национальные начинания этого у нас не существует...
– Крепкий старик, – сказал сэр Лоренс, спускаясь по ступеням клуба. Ни разу в жизни не выказал энтузиазма, Из него выйдет превосходный председатель. По-моему, ты убедил его, Майкл. Ты хорошо сыграл на клопах. Теперь можно поговорить с маркизом, К Бентуорту и герцог пошел бы на службу. Они знают, что он более древнего рода, чем они сами, и что-то в нем есть еще.
– Да, но что?
– Как тебе сказать, он не думает о себе; неизменно спокоен, и ему в высшей степени наплевать на все и на всех.
– Не может быть, что только в этом дело.
– Ну, скажу еще. Дело в том, что он мыслит, как мыслит Англия, а не так, как ей мыслится, что она мыслит.
– Ого! – сказал Майкл. – Ну и диагноз! Пообедаем, сэр?
– Да, зайдем в «Партенеум». Когда меня принимали в члены, я думал, что и заходить сюда не буду, а вот, знаешь ли, провожу тут довольно много времени. Во всем Лондоне не найти места, которое больше напоминало бы Восток. Йог не нашел бы к чему придраться. Я прихожу сюда и сижу в трансе, пока не наступит время уходить. Ни звука, никто не подойдет. Нет низменного, материального комфорта. Преобладающий цвет – цвет Ганга. И непостижимой мудрости здесь больше, чем где бы то ни было на Западе. Не будем заказывать ничего экстренного. Клубный обед готовится с расчетом умерить всякие восторги. Завтрак получить нельзя, если член клуба приводит гостя. Где-то ведь нужно положить предел гостеприимству.