– Ну что ж, – сказал Хилери, – а ты слышал о моем плане перестройки трущоб?

– Нет, конечно.

– По-моему, – сказала тетя Мэй, – вы сейчас покурите, а я приготовлю кофе. Я вспомнила, Майкл: это твоя мама говорила, что не дождется, когда ты бросишь им заниматься. Я только забыла название. Это насчет того, что городских детей надо отнимать у родителей.

– Отчасти и это, – сказал удрученный Майкл.

– Не надо забывать, милый, что чем беднее люди, тем больше они держатся за своих детей.

– Весь смысл и радость их жизни, – вставил Хилери.

– А чем беднее дети, тем больше они держатся за свои мостовые, как я тебе уж говорила.

Майкл сунул руки в карманы.

– Никуда я не гожусь, – сказал он безнадежным тоном. – Нашли с кем связываться, дядя Хилери.

Хилери и его жена очень быстро встали и оба положили руку ему на плечо.

– Голубчик! – сказала тетя Мэй.

– Да что с тобой? – сказал Хилери. – Возьми папироску.

– Ничего, – сказал Майкл ухмыляясь, – это полезно.

Папироска ли была полезна, или что другое, но он послушался и прикурил у Хилери.

– Тетя Мэй, какое самое жалостное на свете зрелище, не считая, конечно, пары, танцующей чарльстон?

– Самое жалостное зрелище? – задумчиво повторила тетя Мэй. – О, пожалуй, богач, слушающий плохой граммофон.

– Неверно, – сказал Майкл. – Самое жалостное зрелище на свете – это политический деятель, уверенный в своей правоте. Вот он перед вами!

– Мэй, не зевай! Закипела твоя машинка. Мэй делает прекрасный кофе, Майкл, лучшее средство от плохого настроения. Выпей чашку, а потом мы с Джемсом покажем тебе дома, которые мы уже обновили. Джемс, пойдем-ка со мной на минутку.

– Упорство его вызывает восторги, – вполголоса продекламировал Майкл, когда они исчезли.

– Не только восторги, милый, но и страх.

– И все-таки из всех людей, которых я знаю, я бы больше всего хотел быть дядей Хилери.

– Он и правда милый, – сказала тетя Мэй. – Кофе налить?

– Во что он, собственно, верит, тетя Мэй?

– О, на это у него почти не остается времени.

– Да, по этой линии церковь еще может на что-то надеяться. Все остальное – только попытки переплюнуть математику, как теория Эйнштейна. Правоверная религия была придумана для монастырей, а монастырей больше нет.

– Религия, – задумчиво протянула тетя Мэй, – в свое время сожгла много хороших людей, и не только в монастырях.

– Совершенно верно, когда религия вышла за монастырские стены, она превратилась в самую непримиримую политику, потом стала кастовым признаком, а теперь это кроссворд. Когда их разгадываешь, в чувствах нет ни малейшей необходимости.

Тетя Мэй улыбнулась.

– У тебя ужасные формулировки, милый.

– У нас в палате, тетя Мэй, мы только формулировками и занимаемся, от них всякая движущая сила гибнет. Но вернемся к трущобам; вы правда советуете мне попробовать?

– Если хочешь жить спокойно – нет.

– Пожалуй, что и не хочу. После воины хотел, а теперь нет. Но, видите ли, я попробовал насаждать фоггартизм, а ни один здравомыслящий человек на него и смотреть не хочет. Не могу я опять браться за безнадежное дело. Как вы думаете, есть шансы получить поддержку общества?

– Шансы минимальные, голубчик.

– А вы на моем месте взялись бы?

– Я, голубчик, пристрастна – Хилери так этого хочется; но и помимо этого мне думается, что ни в одном другом деле я не потерпела бы поражения с такой радостью. То есть это не совсем точно; просто нет ничего важнее, как создать для городского населения приличные жилищные условия.

– Вроде как перейти в лагерь противника, – пробормотал Майкл. – Мы не должны связывать свое будущее с городами.

– Оно все равно с ними связано, что бы ни делать. «Лучше синицу в руки», и такая большая синица, Майкл! А, вот и Хилери!

Хилери и архитектор потащили Майкла в «Луга». Моросил дождь, и этот лишенный цветов квартал выглядел более безрадостным, чем когда-либо. По дороге Хилери прославлял добродетели своих прихожан. Они пьют, но куда меньше, чем было бы естественно в данных обстоятельствах; они грязные, но он, живя в их условиях, был бы грязнее. Они не ходят в церковь – но кто, скажите, ждет от них иного? Они так мало бьют своих жен, что об этом и говорить не стоит; они очень добры и очень неразумны по отношению к своим детям. Они обладают чудотворным умением прожить, не имея прожиточного минимума. Они помогают