Джун. Австрийка провела её в столовую. Теперь, когда Флёр знала, какое препятствие стоит перед ней и Джоном, её тяготение к нему возросло в десять раз, как если бы он был игрушкой с острыми краями или ядовитой краской, какие у неё, бывало, отбирали в детстве. Если она не добьётся своего и не получит Джона навсегда, она, казалось ей, умрёт от горя. Правдой или неправдой она должна его получить – и получит! Круглое тусклое зеркало с очень старым стеклом висело над розовым изразцовым камином. Она стояла и глядела на своё отражение – бледное лицо, тёмные круги под глазами. Лёгкий трепет прошёл по её нервам. Но вот раздался звонок, и, подкравшись к окну, она увидела, что Джон стоит перед дверью, приглаживая волосы и облизывая губы, словно и он старался совладать с нервным волнением.
Когда он вошёл, она сидела спиною к двери, на одном из двух стульев с плетёными сиденьями, и сразу сказала:
– Садись, Джон, я хочу серьёзно поговорить с тобой.
Джон сел на стол рядом с ней, и, не глядя на него, она продолжала:
– Если ты не хочешь меня потерять, мы должны пожениться.
Джон обомлел.
– Как? Ты узнала ещё что-нибудь?
– Нет, но я почувствовала это в Робин-Хилле и после, дома.
– В Робин-Хилле… – Джон запнулся. – В РобинХилле всё прошло гладко. Мне ничего не сказали.
– Но нам будут препятствовать. Я это ясно прочла на лице твоей матери. И на лице моего отца.
– Ты видела его с тех пор?
Флёр кивнула. Идёт ли в счёт небольшая добавочная ложь?
– Но, право, – пылко воскликнул Джон, – я не понимаю, как они могут сохранять такие чувства после стольких лет!
Флёр подняла на него глаза.
– Может быть, ты недостаточно любишь меня?
– Недостаточно люблю? Я! Когда я…
– Тогда обеспечь меня за собой.
– Не говоря им?
– Заранее – нет.
Джон молчал. Насколько старше выглядел он теперь, чем каких-нибудь два месяца назад, когда она увидела его впервые, – на два года старше!
– Это жестоко оскорбило бы маму, – сказал он.
Флёр отняла руку.
– Ты должен сделать выбор.
Джон соскользнул со стола и встал перед ней на колени.
– Но почему не сказать им? Они не могут помешать нам, Флёр!
– Могут! Говорю тебе – могут!
– Каким образом?
– Мы от них в полной зависимости. Начнутся денежные стеснения и всякие другие. Я не из терпеливых, Джон.
– Но это значит обмануть их.
Флёр встала.
– Ты не любишь меня по-настоящему, иначе ты не колебался бы. «Иль он судьбы своей боится…»[60]
Джон силой заставил её снова сесть. Она продолжала торопливо:
– Я всё обдумала. Мы должны поехать в Шотландию. Когда мы поженимся, они скоро примирятся. С фактами люди всегда примиряются. Неужели ты не понимаешь, Джон?
– Но так жестоко оскорбить их! Так он скорей готов оскорбить её, чем своих родителей!
– Хорошо. Пусти меня!
Джон встал и заслонил спиною дверь.
– Должно быть, ты права, – медленно проговорил он, – но я хочу подумать.
Она видела, что чувства в нём кипят, он им мучительно ищет выражения, но не захотела ему помочь. Она в этот миг ненавидела себя и почти ненавидела его. Почему он предоставляет ей одной защищать их любовь? Это нечестно. А потом она увидела его глаза, полные обожания и отчаяния.
– Не смотри так. Я только не хочу терять тебя, Джон.
– Ты не можешь потерять меня, пока ты меня любишь.
– О нет, могу.
Джон положил руки ей на плечи.