Динни оперлась локтями о стол, положила голову на руки и серьёзно посмотрела на него:

– Вы мне нисколько не надоели. Наоборот, ужасно меня заинтересовали. Я только думаю, что женщины действуют более импульсивно. Практически это означает, что они считают себя более похожими друг на друга, чем мужчины, и больше доверяют своему интуитивному восприятию коллективного опыта.

– Так было раньше. Как будет дальше – не знаю.

– Надеюсь, по-прежнему, – сказала Динни. – Мне кажется, что мы, женщины, никогда не станем вдаваться в оценку. А сладкого я хочу. Пожалуй, съем сливовый компот.

Дезерт взглянул на неё и расхохотался.

– Вы изумительная! Мы оба возьмём по компоту. У вас очень церемонная семья?

– Но то чтобы церемонная, но верит в традиции и в прошлое.

– А вы?

– Боюсь сказать. Бесспорно одно – я люблю старинные вещи, старинные здания и стариков. Люблю всё, что отчеканено, как монета. Люблю чувствовать, что у меня есть корни. Всегда увлекалась историей. Тем не менее не могу над этим не смеяться. В нас всех заложено что-то очень комическое: мы – как курица, которой кажется, что её привязали верёвкой, если по земле провести меловую черту от её клюва.

Дезерт протянул руку, и Динни вложила в неё свою.

– Пожмём друг другу руки и порадуемся этому спасительному свойству.

– Когда-нибудь вы мне ещё кое-что расскажете, – объявила Динни. – А пока скажите, на какую вещь мы идём.

– Играют ли где-нибудь пьесы человека по фамилии Шекспир? Не без труда им удалось обнаружить театр на заречной стороне города, где в этот день давали пьесу величайшего в мире драматурга. Они отправились туда, и после спектакля Дезерт неуверенно предложил:

– Не заедем ли ко мне выпить чаю? Динни улыбнулась, кивнула и сразу же почувствовала, как изменилось его обращение. Оно стало и более непринуждённым и более почтительным, как будто он сказал себе: 'Она мне ровня'.

Час, проведённый за чаем, который подал Стэк, странная личность с проницательными глазами и аскетическим обликом, показался девушке упоительным. Таких часов в её жизни ещё не было, и когда он кончился, Динни поняла, что влюбилась. Семя, брошенное в почву десять лет назад, проросло и стало цветком. Двадцатишестилетняя девушка, которая уже потеряла надежду влюбиться, сочла это таким невероятным чудом, что несколько раз задерживала дыхание и всматривалась в лицо Уилфрида. Откуда взялось это чувство? Оно нелепо! И оно будет мучительным, потому что он её не полюбит. А раз он не полюбит, она должна скрывать свою любовь, но как удержаться и не показать её?

– Когда я увижу вас снова? – спросил Дезерт, видя, что Динни собирается уходить.

– А вы хотите?

– Очень.

– Почему?

– А почему бы мне не хотеть? Вы – первая женщина, с которой я разговорился за последние десять лет, может быть, даже первая, с которой я вообще заговорил.

– Вы не будете смеяться надо мной, если мы снова увидимся?

– Над вами? Разве это мыслимо? Итак, когда?

– Когда?.. В настоящее время я сплю в чужой ночной рубашке на Маунт-стрит, хотя мне пора бы вернуться в Кондафорд. Но моя сестра через неделю венчается в Лондоне, а брат в понедельник возвращается из Египта. Поэтому я пошлю домой за вещами и останусь в городе. Где вы Хотите встретиться?

– Поедем завтра за город? Я тысячу лет не был в Ричмонде и Хэмптон-корте.

– А я никогда не была.

– Вот и прекрасно. Я подхвачу вас у памятника. Фошу в два часа дня при любой погоде.

– Буду счастлива видеть вас, юный сэр.

– Великолепно.

Он внезапно наклонился, взял её руку и поднёс к губам.

– В высшей степени учтиво, – промолвила Динни. – До свиданья.

Динни была так поглощена своей бесконечно важной для неё тайной, что в тот день ей больше всего на свете хотелось одиночества, но мистер, и миссис Эдриен Черрел пригласили её к обеду. После того как её дядя женился на Диане Ферз, новобрачные выехали из дома на Оукли-стрит, связанного с тяжёлыми воспоминаниями, и скромно устроились в одном из тех обширных кварталов Блумсбери, которые теперь вновь привлекают к себе аристократию, покинувшую их в тридцатых – сороковых годах прошлого века. Район был выбран ввиду близости его к «костям» Эдриена: памятуя о своём возрасте, тот дорожил каждой минутой, проведённой в обществе жены. Здоровая мужественность, которую, согласно предсказаниям Динни, должен был придать её дяде год, прожитый им с Халлорсеном в Новой Мексике, проявлялась теперь в более тёмном оттенке его морщинистых век и в улыбке, гораздо чаще мелькавшей на длинном лице Эдриена. Динни с неизменным удовольствием думала, что дала ему верный совет и что он последовал ему. Диана быстро обретала прежний блеск, обеспечивший ей место в высшем обществе до её замужества с несчастным Ферзом. Однако полная бесперспективность профессии Эдриена и время, которое она должна была уделять ему, препятствовали её возвращению в священный круг 'света'. Поэтому она все больше входила в роль жены и матери, что Динни, питавшая пристрастие к своему дяде, находила вполне нормальным. По дороге в Блумсбери она размышляла, говорить ей или нет о своих делах, и, не отличаясь склонностью к притворству и увёрткам, решила быть откровенной. 'Кроме того, – думала она, – влюблённой