Хилери улыбнулся:
– Думаю, что нам так и следует поступить: это вполне невинная ложь. Я сам вверну, что знаком с Ферзами так же давно, как и ты, Эдриен. Мы встретились с Дианой впервые, когда она была ещё подростком, на пикнике в Лендз Энд, который устроил Лоренс, а с Ферзом – на её свадьбе. Словом, дружили домами. Так?
– Посещение мною психиатрической лечебницы неминуемо выплывет наружу, – заметил Эдриен. – Главный врач вызван свидетелем.
– Что в этом особенного? – возразила Динни. – Вы ездили туда как друг Ферза и человек, интересующийся психическими расстройствами. В конце концов, дядя, предполагается, что вы – учёный.
Братья улыбнулись, Хилери сказал:
– Ладно, Динни. Мы потолкуем с судебным приставом – он очень приличный парень – и попросим вызвать тебя пораньше, если можно.
С этими словами он вышел.
– Спокойной ночи, маленькая змея, – попрощался Эдриен.
– Спокойной ночи, милый дядя. У вас ужасно усталый вид. Вы запаслись грелкой?
Эдриен покачал головой:
– У меня нет ничего, кроме зубной щётки, – сегодня купил.
Динни вытащила из постели свою грелку и заставила дядю взять её.
– Значит, мне поговорить с Дианой обо всём, что мы решили?
– Если можешь, поговори, Динни.
– Послезавтра солнце взойдёт для вас.
– Взойдёт ли? – усомнился Эдриен.
Когда дверь закрылась, Динни вздохнула. Взойдёт ли? Диана, видимо, мертва для чувства. А впереди ещё дело Хьюберта!
XXX
Когда на другой день Эдриен с племянницей входили в здание следственного суда, они рассуждали примерно так.
Слушать дело в следственном суде – это всё равно что есть в воскресенье йоркширский пудинг, ростбиф или иную будничную пищу. Раз уж люди стали тратить дни отдыха на спорт и такие забавы, как присутствие при разборе несчастных дел о насильственной смерти или о самоубийстве, жертв которого давно уже не хоронят на перекрёстках дорог, вне кладбищенской ограды, значит все обычаи утратили свой первоначальный мудрый смысл. В старину правосудие и его слуги почитались врагами рода человеческого, и поэтому было естественно рассматривать такие дела в суде присяжных этом гражданском средостении между законом и смертью. Но не противоестественно ли предполагать в век, именующий полицию 'оплотом порядка', что она неспособна к здравому суждению в тот момент, когда ей нужно безотлагательно действовать? Итак, её некомпетентность не может явиться основанием для сохранения устарелого обычая. Этим основанием является другое – боязнь публики остаться в неведении. Каждый читатель и каждая читательница газет убеждены, что чем больше они услышат сомнительного, сенсационного, грязного, тем будет лучше для души. Между тем известно, что там, где нет разбирательства в следственном суде, подробности чьей-то нашумевшей смерти могут не получить огласки и доследование вряд ли состоится. Когда же вместо этого молчания производится судебное следствие, а иногда и доследование, публике гораздо приятнее! Каждому индивидууму в отдельности свойственна неприязнь к людям, всюду сующим нос; но как только индивидуумы соединяются в толпу, оно исчезает. Ясно, что таким людям в толпе особенно привольно. Поэтому чем чаще им достаются места в следственном суде, тем горячее они благодарят господа. Псалом 'Хвала всевышнему творцу, подателю всех благ' нигде не звучит так громко, как в сердцах тех, кто имел счастье получить доступ туда, где расследуются обстоятельства чьей-то смерти. Последнее всегда означает пытку для живых, а значит, как раз и рассчитано на то, чтобы доставлять публике наивысшее наслаждение.
Тот факт, что зал суда был полон, подтверждал эти выводы. Дядя с племянницей прошли в тесную комнату для свидетелей. Эдриен на ходу бросил:
– Ты пойдёшь пятой, Динни, – после меня и Хилери. Не входи в зал, пока тебя не вызовут – иначе скажут, что мы сговорились и повторяем друг друга.
Они сидели в тесной пустой комнате и молчали. Полицейских, врача, Диану и Хилери должны были допрашивать раньше.
– Мы словно двенадцать негритят из песенки, – пробормотала Динни. Глаза её были устремлены на противоположную стену. Там висел календарь. Девушка не могла разобрать букв, но ей почему-то казалось страшно необходимым это сделать.
Эдриен вытащил из внутреннего кармана пиджака бутылочку и предложил:
– Дорогая моя, отпей пару глотков – не больше. Это пятидесятипроцентный раствор летучих солей – он тебя подкрепит. Только осторожно!
Динни глотнула. Жидкость обожгла ей горло, но не сильно.
– Выпейте и вы, дядя.
Эдриен тоже сделал осторожный глоток.
– Ничто так не взбадривает, когда попадаешь в передрягу, – прибавил он.
Они снова замолчали, выжидая, пока организм усвоит снадобье. Наконец Эдриен заговорил:
– Если душа бессмертна, во что я не верю, каково сейчас бедному Ферзу смотреть на этот фарс? Мы все ещё варвары. У Мопассана есть рассказ о клубе самоубийц, который обеспечивал лёгкую смерть тем, кто