обладал характером, и, хотя последний трудно поддавался определению, наличие его явственно подтверждалось тем, что все, с кем сталкивался Бобби, охотно искали знакомства с ним. Люди шли к Бобби Феррару, а не он к людям. Почему? Чем он добился того, что для всех без исключения стал просто 'Бобби'? Учтивый, всезнающий, непостижимый, он всегда умел сохранить за собой последнее слово, хотя был только сыном лорда с неподтверждённым титулом и не имел права даже на эпитет 'высокочтимый'. Если бы Бобби с его цветком в петлице и лёгкой усмешкой исчез с Уайтхолла, тот утратил бы нечто, придающее ему почти человечность. Бобби обосновался там ещё до войны, с которой его вернули как раз вовремя, чтобы – как острил кое-кто – эта улица не утратила своего прежнего облика, а сам Бобби снова успел стать средостением между Англией и ею. Она не могла превратиться в ту суетливую сердитую старую ведьму, какой пыталась её сделать война, пока дважды в день между тусклых и важных особняков проходила по ней коренастая, медлительная, украшенная цветком фигура непроницаемого Бобби.

Утром в день свадьбы Хьюберта он просматривал каталог цветочной фирмы, когда ему подали карточку сэра Лоренса. Вслед за нею появился её владелец и спросил:

– Вам известна цель моего прихода, Бобби?

– Безусловно, – ответил Бобби. Феррар. Глаза у него были круглые, голова откинута назад, голос глубокий.

– Вы видели маркиза?

– Вчера я завтракал с ним. Он удивительный!

– Самый замечательный из наших могикан, – согласился сэр Лоренс. Что вы собираетесь предпринять в этой связи? Старый сэр Конуэй Черрел был лучшим послом в Испании, которого когда-либо удалось откопать в недрах вашего заведения, а Хьюберт Черрел – его внук.

– У него действительно есть шрам? – осведомился Бобби Феррар с лёгкой усмешкой.

– Конечно, есть.

– А он действительно получил его во время этой истории?

– Вы – воплощённый скепсис. Конечно!

– Удивительно!

– Почему?

Бобби Феррар обнажил зубы в улыбке:

– А кто это может подтвердить?

– Халлорсен достанет свидетельские показания.

– Знаете, ведь это не по нашему ведомству.

– Разве? Но тогда вы можете поговорить с министром внутренних дел.

– Гм! – глубокомысленно изрёк Бобби Феррар.

– Или, во всяком случае, столковаться с боливийцами.

– Гм! – ещё глубокомысленней повторил Бобби Феррар и протянул Монту каталог: – Видели этот новый тюльпан? Совершенство, правда?

– Послушайте, Бобби, – сказал сэр Лоренс, – это мой племянник. Он по-настоящему хороший парень, так что номер не пройдёт. Понятно?

– Мы живём в век демократии, – загадочно произнёс Бобби. – Порка, не так ли? Дело попало в парламент.

– Но его можно прекратить, а там пусть шумят. В общем, полагаюсь на вас. Вы ведь всё равно ничего определённого не скажете, просиди я здесь хоть целое утро. Но вы должны сделать все от вас зависящее, потому что обвинение действительно скандальное.

– Безусловно, – подтвердил Бобби Феррар. – Хотите послушать процесс убийцы из Кройдона? Это потрясающе. У меня есть два места. Я предложил одно дяде, но он не желает ходить ни на какие процессы, пока у нас не введут электрический стул.

– Этот тип в самом деле виноват?

Бобби Феррар кивнул:

– Да, но улики очень шаткие.

– Ну, до свидания, Бобби. Я рассчитываю на вас.

Бобби Феррар слабо усмехнулся, обнажил зубы, протянул руку и ответил:

– До свидания.

Сэр Лоренс повернул налево к 'Кофейне', где швейцар вручил ему телеграмму:

'Венчаюсь Джин Тесбери сегодня два часа церкви святого Августина в Лугах тчк Буду счастлив видеть вас тётей Эм Хьюберт'.

Войдя в ресторан, сэр Лоренс сказал метрдотелю:

– Бате, я тороплюсь на свадьбу племянника. Срочно подкрепите меня.

Двадцать минут спустя баронет уже мчался в такси к церкви святого Августина. Он прибыл за несколько минут до двух и встретил Динни, поднимавшуюся по ступеням.

– Динни, ты выглядишь бледной и очень интересной.

– Я всегда бледная и очень интересная, дядя Лоренс.