человека на работу, а она окажется ему не под силу и он из-за этого бросит вас в беде? Дадите ему золотую медаль?

– Но вы, я надеюсь, прежде чем вытащить нож, выясняете, возможно ли вообще выполнить ту работу, для которой вы наняли человека?

– Это уж дело человека, взявшегося за неё. Да и что в ней было особенного? Держать в узде нескольких даго, – вот и все.

– Мне известно очень немногое, но, насколько я понимаю, в его ведении находились также и мулы?

– Безусловно. И он все выпустил из рук. Что ж! Я не жду, что вы станете на мою сторону против собственного племянника. Но на перуанцев вы мне всё же разрешите взглянуть?

– Разумеется.

– Вы чрезвычайно любезны.

Во время последовавшего затем совместного осмотра Эдриен то и дело бросал взгляд на великолепный экземпляр Homo sapiens, стоявший рядом с ним. Ему редко доводилось встречать человека, из которого с такой силой били бы жизнь и здоровье. Естественно, что каждое препятствие раздражает Халлорсена. Сама его жизнерадостность не позволяет ему видеть оборотную сторону медали. Как и его страна, он убеждён, что всё должно идти только его путём. Его брызжущая через край энергия исключает всякую мысль о возможности иного пути. 'В конце концов, – подумал Эдриен, – он же не виноват, что бог для него воплощён в нём самом, в Homo atlanticus superbus'.[2] И лукаво заметил:

– Итак, в будущем солнце начнёт всходить на западе, профессор?

Халлорсен улыбнулся, но улыбка получилась чересчур сладкая.

– Мы, антропологи, господин хранитель, кажется, уже договорились, что прогресс начинается с земледелия. Если удастся доказать, что кукурузу на американском континенте выращивали задолго, может быть, за тысячи лет до того, как в долине древнего Нила стали разводить ячмень и пшеницу, то почему бы солнцу и не обратиться вспять?

– А удастся вам это?

– Людям известны двадцать – двадцать пять сортов кукурузы. Хрдличка утверждает, что для дифференциации и выведения их требуется примерно двадцать тысяч лет. Это весьма укрепляет нас в убеждении, что Америка родина земледелия.

– Увы! Но ведь до открытия Америки Старый Свет не знал ни одного сорта кукурузы.

– Но, сэр, до этого и в Америке не существовало ни одного злака из числа известных Старому Свету. Подумайте сами: если цивилизация Старого Света проложила себе путь к нам через Тихий океан, то почему она не захватила с собой свои злаки?

– Однако все это ещё не делает Америку путеводной звездой для остального мира, не так ли?

– Может быть, и так. Но даже если она не была ею, то всё-таки создала свою древнюю цивилизацию самостоятельно и самостоятельно, первая в мире, открыла хлебные злаки.

– Вы, кажется, верите в Атлантиду, профессор?

– Эта гипотеза нередко доставляет мне удовольствие, господин хранитель.

– Ясно, ясно. Разрешите спросить: нападать на моего племянника вам тоже доставляет удовольствие?

– Признаюсь, я был страшно зол, когда писал книгу. Мы с вашим племянником не сошлись.

– Мне кажется, это обстоятельство тем более должно было заставить вас усомниться в своей правоте.

– Я покривил бы душой, взяв обратно свои обвинения.

– А сами вы нисколько не повинны в том, что не достигли поставленной цели? Вы в этом убеждены?

Гигант нахмурился, и вид у него стал такой озабоченный, что Эдриен решил: 'Во всяком случае, человек он честный'.

Халлорсен с расстановкой произнёс:

– Не понимаю, куда вы метите.

– Вы, кажется, сами выбрали моего племянника.

– Да. Из двадцати других.

– Совершенно верно. Значит, вы выбрали не того, кого нужно?

– Несомненно.

– Плохо разбираетесь в людях?

Халлорсен рассмеялся.

– Ловко подцепили, господин хранитель. Но я не из тех, кто афиширует собственные ошибки.

– Вам нужен был, – сухо заключил Эдриен, – человек, лишённый чувства жалости. Вы его не получили, полагаю?

Халлорсен вспыхнул:

– Вряд ли мы найдём общий язык, сэр. Позволите собрать мои черепа? Весьма признателен за любезность.

Через несколько минут он ушёл.