Капелле пошли солистке навстречу и отпуск был перенесен на сентябрь. Это было связано с некоторыми неудобствами, так как сентябрь на Оби не так поэтичен и хорош, как под Петербургом, кроме того это лишало ее возможности присутствовать на свадьбе Олега, назначенной на первые числа сентября; тем не менее она решилась ехать в Сибирь осенью.

Наталья Павловна не могла отправить в это лето на дачу Асю, все из-за той же материальной нужды. Радуясь возможности не расставаться с женихом, Ася ни мало не была этим опечалена, тем боле, что Нина постоянно устраивала ей и Олегу пропуска на концерты, в которых пела. Таким образом они могли вдосталь насладиться музыкой.

Чем больше смотрела на Асю Нина, тем проникалась все большей и большей симпатией к этой девушке. Понемногу исчез всякий оттенок недоброжелательства и зависти, свивших было гнездо где-то в тайниках ее сердца. Впрочем, под лучами того искреннего восхищения и того самого нежного уважения, с которым относилась к ней Ася, могли, казалось, растаять глыбы льда, а не эти еле заметные образования в уголках исстрадавшейся души! Кроме того Нина была слишком тонким человеком и артисткой для того, чтобы в свою очередь не подпасть под очарование таланта девушки, аромата ее искренности и невинности. Конечно, Ася с детских лет была слишком проникнута понятиями хорошего тона для того, чтобы от нее можно было ожидать каких-либо ужимок или кривляний теперь, когда она оказалась в роли невесты. Естественность и гармоничность интонаций и жестов были усвоены с детства раз и навсегда, и все-таки Нину удивил такт Аси: капли обдуманного кокетства, даже слабого оттенка вольности или игривости нельзя было обнаружить в обращении ее с женихом, а между тем Ася не была суха или неприступна, напротив: она вся светилась лаской и нежностью к Олегу, встречаясь с ним взглядом она неизменно расцветала улыбкой, невозмутимая чистота одна воздвигала несокрушимую преграду. «Немудрено, что он обезумел и смотрит на нее глазами преданного пса, – думала Нина – была ли я такой в ее годы? Нет, я по природе другая: думаю, что при всех навыках хорошего тона, которые и мной были усвоены в той же мере, и при всей моей неиспорченности, я все-таки обладала тем внутренним огнем, который ничем не затушишь, и скрытыми чарами, действие которых я знала инстинктом, а эта – сама чистота». Ася несколько раз приходила к Нине и была представлена Надежде Спиридоновне. Когда незадолго перед этим Нина сообщила о предстоящей женитьбе Олега, Надежда Спиридоновна переспросила «жениться?» таким удивленным тоном, как будто говорила «повесился?»

– Да, тетичка; отчего вас удивляет это? – спросила Нина.

– Да зачем же, Ниночка, помилуй, теперь такая трудная жизнь!

– Как вы странно рассуждаете, тетичка! Какова бы не была жизнь – каждому хочется счастья. Ведь Олег еще молод!

Старая дева несколько минут в упор смотрела на Нину и вдруг сказала:

– Да, я забыла: ведь мужчины… они не могут жить без этого… этого… – и тут она остановилась, не зная как лучше охарактеризовать, без чего не могут жить мужчины.

Нина едва сдержалась, чтобы не фыркнуть, и, намеренно невинным тоном и с безмятежной ясностью глядя на тетку, переспросила:

– Без чего не могут мужчины, тетичка?

– Без романтических приключений, я хотела сказать. Им непременно нужны какие-нибудь развлечения. Живут же в полном одиночестве женщины, например, я… а мужчина… ему непременно надо выкинуть какую-нибудь историю.

– Почему историю? Желание быть счастливым так понятно! Вы поздравьте Олега, тетя, а то неудобно.

Старая дева обещала поздравить, и Нина, успокоенная, вышла. Через несколько минут, однако, Надежда Спиридоновна сама постучалась к Нине; вид у нее был очень испуганный.

– Ниночка, мне только сейчас пришло в голову… Ты ни в каком случае не позволяй Олегу Андреевичу поселяться у нас с молодой женой. Знаешь ведь, года не пройдет – и уже ребенок, который не даст нам спать. Начнется увяканье по ночам, в кухне нашей развесят пеленки. Я без ужаса подумать не могу! Обещай, Нина, что ты, как квартуполномоченная будешь против. У него собственной площади нет, и настаивать он права не имеет. Слышишь, Нина?

– Успокойтесь, тетя, Олег не из таких, чтобы настаивать. К тому же у Натальи Павловны и Аси хватит для него места, -и раздосадованная Нина захлопнула перед носом тетки дверь.

Когда Олег привел Асю с официальным визитом к Нине и Надежде Спиридоновне, последняя, запрятав подальше свои опасения, проявила весь свой светский такт: она с очень милой улыбкой великосветской дамы поцеловала Асю в лоб. Правда, в ту минуту, когда она прикоснулась к этому белоснежному лбу, вид у нее на одно мгновение стал такой, как будто она прикоснулась к лягушке. «Очевидно, вообразила себе будущего младенца, – подумала, глядя на нее, Нина. – Для нее Ася – фабрика увякающих существ».

Тем не менее Надежда Спиридоновна очень мило участвовала в разговоре и даже поинтересовалась, у какой портнихи шьют Асе подвенечное платье, и посоветовала сделать его со шлейфом, далее она осведомилась о фамилии и происхождении шаферов и, услышав фамилии Краснокутского и Фроловского, удовлетворенно улыбнулась.

Когда молодая пара вышла, Надежда Спиридоновна сказала:

– А она очень мила, хорошенькая и держится вполне пристойно. Что значит, однако, порода! Надо будет подарить им что-нибудь к свадьбе, – и более к вопросу о браке Олега она не возвращалась.

Но сюрпризы, как и печали, не приходят порознь: существует непонятный закон повторяемости. Недаром и народная мудрость гласит: «пришла беда, растворяй ворота». Скоро выяснилось, что не только мужчины, но также и дамы, к притом самого хорошего тона не могут жить «без этого». Нина ничего не говорила тетке о предстоящей поездке к Сергею Петровичу, не желая волновать ее преждевременно. Но в один августовский вечер, когда она, возвращаясь домой, размышляла как раз о том, что пора заговорить с теткой, Надежда Спиридоновна вышла к ней взволнованная, с красными глазами:

– Нина, Ниночка, это что ж такое? Я вдруг от Аннушки в кухне узнаю, что ты едешь куда-то в Томскую губернию на целый месяц. Как же так?

– Извините, тетя. Я как раз сегодня хотела поговорить с вами и сама бы рассказала вам все, – корректно сказала Нина.

– Тебе не стыдно, Ninon? Из-за мужчины скакать в такую даль?! Все отлично понимают, что ты едешь ради этого господина: ведь всем известно, что он там. Аннушка говорила при мне, не стесняясь. Боже мой, какой стыд!

Нина вся вспыхнула от обиды:

– Почему стыд, тетя? Жены декабристов в свое время вызывали откровенное восхищение всего общества. Отчего же, если еду к мужу в изгнание я, это стыд?

– К мужу? Как – к мужу?

– Я выхожу за Сергея замуж.

Надежда Спиридоновна широко открыла глаза, минуту она постояла молча, потом ушла к себе. Неизвестно, какие чувства волновали ее, пока она сидела у себя, но, как и в первый раз, очень скоро, она опять постучалась к Нине. «Сейчас заговорит об увякании, которое не даст ей спать еще с другой стороны», – подумала Нина, открывая дверь. Но Надежда Спиридоновна сказала:

– Поздравляю тебя, душечка! Вот тебе в подарок браслет. Видишь, на нем надпись: «Dieu te garde ^[65]». Это наш семейный браслет: мой дед, твой прадед, подарил мне его к моему совершеннолетию. Желаю тебе счастья! – она вдруг всхлипнула и обняла Нину; седая голова в старомодных шпильках прижалась к ее плечу.

– Ты ведь дочь моего единственного брата, кому же и благословить-то тебя, как не мне? – прибавила она совсем другим старческим, размягченным голосом, звук которого тронул Нину не меньше, чем содержание слов.