школе выпускной вечер механизаторов сельского хозяйства, знаете девушки и юноши – будущие трактористы и комбайнеры – явятся в нарядных платьях и костюмах…

– Не беспокойтесь, – перебил Николай Викторович, – наши до того истрепались, им будет совестно даже нос высунуть, и спать они залягут с заходом солнца. – Николай Викторович обернулся, подозвал Гришу. – Передай всем: сегодня в школе бал, вам на балу делать нечего, спать лечь рано!

– Есть, товарищ начальник! – бойко ответил Гриша. Лицо директора сразу просветлело.

– А, тогда все в порядке! – радостно воскликнул он. – Простите, я забыл задать вам один вопрос: какова цель вашего похода?

Я вкратце рассказал о березовых книгах, но о том, что в трех километрах отсюда живет возможная их обладательница, я предпочел умолчать: зачем раньше времени разглашать тайну, когда мы находимся буквально на пороге замечательного открытия.

Директор недоверчиво пожевал губами и сказал, что он не историк, а физик. Он здесь родился и всю жизнь изучал родной край, однако что-то не слышал о березовых книгах. Он нам рассказал о Курбе, основанной еще в двенадцатом столетии.

Я вспомнил стихотворение Алексея Толстого, которое в детстве любил декламировать наизусть:

Князь Курбский от царского гнева бежал, С ним Васька Шибанов стремянный…

Так, значит, здесь, в этом старинном, с высокой колокольней селе, жил знаменитый воевода, покоритель Казанского царства. Спасаясь от гнева царя Ивана Грозного, он бежал в Польшу.

– Сохранилось ли что-нибудь от старины? – спросил я директора.

– Увы, ничего не сохранилось. Правда, невдалеке есть нераскопанные курганы, в которых, может быть, прячутся исторические тайны, – отвечал он. – Раньше в Курбе был центр удельного княжества, а сейчас – центр колхоза «Советская Россия», одного из передовых в районе, имеющего несколько тысяч гектаров пахотной земли… – Далее он стал перечислять, сколько в колхозе тракторов, комбайнов, автомашин и другой техники, и, наконец, повел нас на место нашего будущего ночлега.

Мы разместились в двух классах школы. Ребята под командой Гриши сдвинули парты, подмели пол. Дежурные захлопотали вокруг плиты.

Как только Ленечку устроили на удобные и мягкие маты, мы с Николаем Викторовичем побежали. Куда? Да туда, куда все эти дни он так стремился, несмотря на ужасные наши передряги. Мы побежали на почту разговаривать с Москвой.

Жены я не застал. Ивана Ивановича, то есть Тычинку, тоже. Разговаривал я с его почтенной супругой Розой Петровной. Это была самая невозмутимая женщина на свете: о любых животрепещущих вопросах она могла говорить самым постным голосом.

– У вас все благополучно, супруга ваша здорова. А вы как поживаете? Не очень устаете? Да, спасибо за письмо, Иван Иванович был очень рад его получить, только он говорил мне, что вы неправильно ищете.

– Как – неправильно? Почему – неправильно? – загорячился я.

– Я ничего не знаю. Иван Иванович не посвящает меня в свои ученые дела, – вздохнула равнодушная Роза Петровна.

На этом наш разговор окончился. Я отошел в недоумении.

…Когда через три минуты вышел из кабины Николай Викторович, я его не узнал: глаза – растерянные, загорелое лицо приобрело какой-то землистый оттенок.

– Ира уехала! – гробовым голосом прошептал он.

– Куда уехала?

– К нам. участвовать в нашем походе. Два дня назад уехала. Я сейчас говорил с соседкой. Ира получила телеграмму, мою телеграмму, заплакала, взяла у соседки десять рублей взаймы, попрощалась и…

– Так куда же она уехала? – перебил я.

– Неизвестно! В том-то весь ужас, что неизвестно. Как вы думаете, куда она могла уехать? В какой город?

Я никогда не видел Николая Викторовича таким расстроенным.

– Дорогой мой, – пробовал я его утешить, – успокойтесь, пожалуйста. Найдется ваша Ира.

– Где найдется? – Николай Викторович схватился за голову. – Я сейчас пойду погуляю до вечера, соберусь с мыслями, а вы там с Гришей командуйте.

Нас ждал обед, и все же я не стал удерживать бедного супруга – пусть немного придет в себя. Мы с ним разошлись. Он медленно побрел вдоль речки, я вернулся в школу и объявил всем, что у нашего начальника разболелась голова и он захотел пройтись.

Я сделал Ленечке еще один укол; его рана подсохла, начала затягиваться розовой кожицей, нагноение и опухоль вокруг исчезли. Еще два-три дня, и «воронечник» можно будет снять.

Сейчас Ленечка лежал и блаженствовал: три девочки – Лариса Примерная, Таня и Галя – играли с ним в «картонного футболиста» – настольную игру, принадлежавшую Курбской школе.

Сразу после ужина мы улеглись, но я никак не мог уснуть. Николай Викторович все еще не приходил, и я даже начал беспокоиться.

Выпускной вечер праздновался на втором этаже, как раз над нашими головами. То гремела лихая гармошка и каблуки стучали так, что сыпалась штукатурка, то плакала унылая радиола, и тогда казалось, что потолок стругали рубанками.

Наконец пришел Николай Викторович, засветил карманный фонарик.

– Доктор, вы не спите?

– Нет, а что?

– А то, что трех девочек не хватает. Я их сейчас пересчитал.

– Да не может быть! – Я вскочил, быстро оделся. – Которых девочек?

– Не знаю, они спят все закутанные.

Мы поднялись на второй этаж, звуки вальса доносились из крайнего помещения. В темноте на цыпочках мы подошли к двери, открыли ее и поневоле зажмурились от яркого электрического света.

Несколько юношей в ослепительно белых рубашках, в ярчайших галстуках не очень умело танцевали с нарядными девушками, в том числе и с молоденькой докторшей.

Й среди снежно-белых, цветастых, маркизетовых, штапельных платьев я увидел… Я даже остолбенел… Я увидел Галю, Лиду и Танечку в замызганных шароварах, в продырявленных кедах. В их партнерах я узнал тех самых юношей, что приносили нам баранью ногу. Лида застенчиво положила руку на плечо своему кавалеру, у Танечки прядь волос выбилась на потный лоб, видно, она танцевала уже давно. Галя танцевала опустив глаза, щеки ее раскраснелись от удовольствия.

Минут пять мы стояли и смотрели. Танечка, не замечая нас, превесело болтала со своим кавалером.

– Таня, Лида, Галя! – коротко позвал Николай Викторович.

Они обернулись, увидели нас, побледнели и покорно подошли к нам.

– Марш спать! – беззвучно проговорил Николай Викторович. – Завтра будет «большая» линейка.

Все три девочки пошли по коридору впереди нас, низко наклонив голову. Они шли, как овечки на заклание.

Утром все встали молча. За завтраком тоже удручающе молчали. Никто не смеялся, не рассказывал веселых историй. На Галю, Таню и Лиду избегали смотреть.

Вчера вечером мы договорились: с утра пойдем в ту деревню, где живет Эльвира. Что же будет сначала – эта самая «большая» линейка или пойдем за березовыми книгами?

Николай Викторович подошел ко мне:

– Идите туда, но, простите меня, я с вами не пойду – просто голова кругом идет.

Мы собрались перед школой. Гриша построил всех для переклички. Николай Викторович обернулся к «преступницам».

– А вы… идите в класс – и не выходить никуда! – приказал он.

– Какой позор! – кинула через плечо Лариса Примерная, блеснув очками. Она тоже оставалась, но оставалась ухаживать за Ленечкой.

Не пошли и четверо дежурных. Остальные налегке, без рюкзаков, отправились в путь.

Мальчики шагали и оживленно спорили между собой.