не хуже меня это прекрасно известно, однако выражение его лица осталось печальным. Покачав головой, он поднялся и, поблагодарив меня за кофе, направился к выходу.

— Почему такая вытянутая физиономия? — спросил я, провожая его к дверям. — Ты же добыл кучу сведений, и всего за двадцать четыре часа.

— Арчи, раньше я работал лучше, значительно лучше, — ответил он, надевая одним быстрым, неуловимым движением свою кепочку. — Если он попытается мне заплатить, останови его.

Я улыбнулся, сказал ему гуд бай и закрыл дверь, сделав в памяти очередную зарубку. Сол получит свою плату, даже если бы мне пришлось спрятать чек в его квартире во время игры в покер. А если он откажется обналичить его, я скажу, что мой босс расценивает подобные действия, как бесчестье для него, Вульфа, лично. Сол Пензер горд, умен и крут, но я тоже, скажу без ложной скромности, не лыком шит.

— Итак, что вы думаете о нашем потенциальном клиенте? — спросил я у Вульфа, усаживаясь на свое место.

Гений недовольно сморщился, но ответил:

— Я обещал встретиться с ней и намерен выполнить свое обещание. Но это вовсе не превращает ее в «потенциального клиента», если употребить ваше выражение. Миссис Макларен главным образом представляет для меня интерес как источник информации о ее бывшем муже.

— Естественно, сэр, — ответил я с улыбкой в душе и с каменным — по крайней мере мне так кажется — выражением лица. Перед Вульфом вновь возникла кошмарная перспектива появления женщины в его доме, и самое ужасное — это женщина могла стать источником его доходов.

Сейчас самое время сказать кое-что об отношении Ниро Вульфа к женщинам. Не то чтобы он их не любил — совсем напротив. Я имел возможность неоднократно наблюдать, как он меняется при появлении в его кабинете привлекательной особи противоположного пола. Он становится более сдержанным, но и более, ёсли можно так выразиться, внимательным. Например, если я окончательно не утратил своей, как он говорит, «инстинктивной способности все замечать», рискну утверждать, что он поглядывает на ножки женщин, припарковавшихся в красное кожаное кресло. И почему-то получается так, что ножки, на которые он взирает наиболее внимательно, оказываются и наиболее стройными.

Однажды, когда он особенно разворчался по поводу одной дамы, проходившей по расследуемому нами делу о квартирной краже, я не выдержал и высказал вслух свое недовольство его отношением к прекрасному полу. Его ответ так поразил меня, что я позже занес его на бумагу: «Самые фундаментальные несчастья в моей жизни — и я с огорчением вынужден констатировать, что таковых было немало, — связаны с женщинами. Мне приходится мириться с тем, что они существуют на нашей планете, и даже с тем, что они появляются в данном помещении, когда это диктуется необходимостью. Однако я намерен минимизировать мои контакты с ними и не стыжусь признаться в своем против них предубеждении».

Конечно, это не «Геттисбергское обращение», но все же вы получили ясное представление о том, что Вульф не намерен превращать особняк из бурого известняка в общежитие университета с совместным обучением. В понедельник ровно в три часа дня, когда я в очередной раз размышлял над этой проблемой, у дверей раздался звонок.

Не могу сказать, назвали бы ее сейчас британские газеты красивейшей женщиной страны, но я, глядя на нее через одностороннее стекло, был готов стать членом жюри конкурса красоты хотя бы для того, чтобы увидеть, кто посмеет конкурировать с Одри Макларен. Здесь мы имеем дело с красотой мирового класса. Исследования Сола утверждают, что ей сорок один год. Но если она не пребывает в анабиозе, остается поверить в то, что обнаружен источник вечной молодости.

— Вы, очевидно, Одри Макларен, — произнес я, распахивая дверь и отступая в сторону, чтобы дать ей возможность пройти.

— А вы, очевидно, легендарный Арчи Гудвин, — ответила она с улыбкой, залившей ослепительным сиянием нашу не очень светлую прихожую.

Когда-нибудь я, может быть, и научусь владеть собой. Но в тот момент она могла делать со мной все, что пожелает. Я начал резко менять свои планы на будущее, вычеркивая из них Лили Роуэн. Хочу сообщить для справки, что на женщине, которой я только что отдал свое сердце, был туалет изумрудно-зеленого цвета, подчеркивающий, но вовсе не навязчиво, ее совершенные формы. Кожа — великолепная. Волосы — цвета ирландского сеттера; и если у нее и ее куафера есть какой-то секрет, то я не желаю его знать. На меня взирали глаза такого небесного цвета, что я был в силах только жестом показать в сторону кабинета. Да, остаются еще ножки. В этом отношении можно сказать одно: они, несомненно, привлекут внимание хозяина дома из бурого известняка.

— Это Ниро Вульф, — без всякой на то необходимости пробулькал я, подводя ее к креслу из красной кожи. Затем, обратившись к боссу, я представил ему Одри.

— Мадам, — произнес он, откладывая книгу и опуская подбородок на четверть дюйма.

— Мистер Вульф, — проговорила она голосом, способным даже ангела сбить с пути истинного. — Я знаю, что вы не пожимаете рук, и это совершенно правильно. Никогда не знаешь, какие бактерии могут на них оказаться.

Вульф широко открыл глаза. Она сумела привлечь его внимание. Проглотив готовое сорваться с губ «Браво!», я занял свое место за столом. Однако гений быстро сумел взять себя в руки.

— Рукопожатие стало использоваться настолько часто, что безнадежно утратило свое первоначальное значение, превратившись в тривиальный, бессмысленный жест, — назидательно произнес он. — Я предпочитаю слова в качестве средства выражения мыслей и чувств.

— Полностью с вами согласна, — сказала она, пуская в дело улыбку и закидывая ногу на ногу. — Правила этикета иногда просто абсурдны. Они требуют, чтобы мы придерживались устарелых и давно вышедших из моды традиций.

— Я никогда не был рабом этикета, — проворчал он. — Мадам, нам обоим прекрасно известно, что вы явились сюда не для того, чтобы обсуждать племенные обычаи и ритуалы.

— Конечно, не для этого, — сказала Одри, снова улыбаясь. Она делала это мастерски, хотя на Вульфа никакие улыбки, как правило, не действуют. — Боюсь, у меня есть склонность уводить разговор от главной темы. Прошу извинить. Я очень обрадовалась, прочитав во вчерашнем номере «Газетт» заметку о том, что вы утверждаете, будто миссис Хаверхилл была убита. Я уже говорила мистеру Гудвину по телефону, что готова прибегнуть к вашим услугам для того, чтобы разоблачить убийцу.

— Вы также сообщили мистеру Гудвину о том, что вам известно имя преступника.

— Да, известно, — спокойно ответила она, обратив свои голубые глаза на Вульфа в ожидании его реакции. Когда таковой не последовало, Одри продолжила: — Вне всяких сомнений, это Ян.

— Вот как? И у вас имеются доказательства?

— О нет! Доказательств у меня нет. Именно поэтому я и пришла к вам. Однако внутренне я абсолютно убеждена в том, что преступление совершил он. Или он заплатил кому-то. Второе более реально. Это в его стиле — швырнуть деньги, чтобы устранить препятствие.

На липе Вульфа появилась гримаса недовольства.