на протяжный плач какой-то болотной птицы:
— И-ип! И-ип! И-ип!
Никто не шелохнулся. Беатрис недвижно смотрела прямо перед собой, в пустоту. На лицо ее падала тень, однако слабое отражение от окрашенной стены скупого солнечного блика позволяло различить стертые, расплывшиеся черты. Лицо отекло, сделалось одутловатым — или прежние линии так огрубели? Костяшки пальцев разбухли, под зеленым балахоном угадывалось тяжелое, бесформенное туловище.
Мне вдруг почудилось, будто кисти моих рук на глазах вырастают, а комната слегка задрожала, как если бы под полом проходил туннель метрополитена.
Я с усилием разлепил губы:
— Беатрис!
Она словно не слышала. Сиделка, вынырнув из-за моего плеча, проворно скользнула вперед и склонилась над ней:
— Мисс Айфор, милочка! К вам гости.
— Беатрис…
— Мисс Айфор, душечка!
— И-ип! И-ип! И-ип!
Тело Беатрис, слегка накренившись, обнаружило признаки жизни. Она стала медленно, судорожными рывками — как фигура на часах кафедрального собора — двигаться по кругу. Через туннель с грохотом мчался скорый поезд. Рывок за рывком Беатрис одолела угол в девяносто градусов. Теперь она сидела спиной ко мне.
Кеннет тронул меня за руку:
— Я думаю, может быть…
Однако сиделка у себя в аквариуме лучше разбиралась, что к чему.
— Мисс Айфор, разве вам не хочется поговорить с вашим гостем? А ну, давайте-ка, давайте…
Она подхватила Беатрис под локоть, придерживая за плечо:
— Ну-ка, золотце мое, ну-ка!
Рывок, еще рывок…
— И-ип! И-ип! И-ип!
Тело Беатрис оказалось повернутым ко мне, лицом в фас. Зрачки ее запухших глаз прыгали, словно трясущиеся старческие руки.
— Разве не хочется вам сказать «здравствуйте»? Мисс Айфор, душечка вы моя!
— Беатрис!
Беатрис начала привставать со стула, не разнимая намертво сцепленных кистей рук. Рот ее был открыт, обращенные ко мне зрачки дергались без устали. Видел ее я плохо: пот застилал глаза, смешивался со слезами.
— Вот умница!
Выпрямляясь, Беатрис мочилась сквозь одежду: на подоле расплылось темное пятно, влага закапала, полилась по ее ногам и туфлям, хлюпая, забрызгивая мне ботинки. На полу копилась и растекалась лужа.
— Мисс Айфор, миленькая моя, ай как нехорошо, ай-яй-яй!
Кто-то взял меня за рукав и потянул в сторону:
— Знаешь, по-моему…
Меня развернули и повели к выходу по нескончаемым квадратам ровного голого пола. Вдогонку неслись надрывные жалобы болотных птиц.
— Ниже голову, ниже!
От моих ботинок и брюк все еще разило ею. Сильная рука, несмотря на попытки сопротивления, пригибала меня за шею к полу, заставляя скрючиться едва ли не пополам. Ниже, еще ниже, ткнуться носом в это зловоние.
— Ну как, лучше?
Слова не желали выговариваться. Они возникали передо мной, я отчетливо слышал их внутри себя, но язык мне не подчинялся.
— Еще чуть-чуть — и все будет в норме.
Причина и следствие. Закон преемственности. Моральная расплата. Грех и воздаяние. Сплошь — одни истины, от них не увильнуть. Оба мира существуют бок о бок. Во мне они совмещаются. Ответ приходится давать разом — и там, и там — в обоих мирах. Ниже, еще ниже, в самую гущу зловония…
— Ничего-ничего.
Тяжесть с шеи снялась. Ухватив за плечи, чьи-то руки выпрямили меня и вдавили в кресло.
— Посиди минуточку спокойно.
Сознание стремительно приблизилось ко мне через неимоверно долгие коридоры и нарисовало образ Кеннета за письменным столом. Я открыл глаза и увидел его перед собой. Он одарил меня профессионально бодрой улыбкой:
— Поначалу и вправду бывает не по себе, а потом привыкаешь.
Я принудил органы речи выполнить необходимую работу:
— Не сомневаюсь.
Постепенно мое тело стало мне подчиняться — и я уже вслушивался в трепотню Кеннета. Кое-что настоятельно требовалось у него выяснить. Пошарив в карманах, я нащупал сигареты:
— Не возражаешь?
— Кури, кури… Так вот, я уже говорил…
— Есть ли какая-то надежда?
Он наконец замолчал.
— Я хочу знать: вы ее вылечите?
Кеннет вновь пустился в мудреные разглагольствования. Шарлатан. Одна болтология.
— Послушай, Кеннет. Ее можно вылечить?
— На современном уровне науки…
— Можно ее вылечить?
— Нет.
Пропитавший мои ботинки больничный смрад бил мне в ноздри. Мэйси, Миллисент, Мэри?
— Кеннет! Я хочу узнать…
— Что узнать?
— Узнать, почему она…
— А!
Сцепив пальцы, он откинулся на спинку стула:
— Прежде всего тебе следует уяснить себе, что определение психического состояния как нормального достаточно условно…
— О Боже! Отчего она сошла с ума? Отвечай прямо!
Кеннет недовольно хмыкнул:
— Неужели не ясно? Особых причин тут могло и не быть.
— То есть ты хочешь сказать, это все равно произошло бы — в любом случае?
Он вгляделся в меня, наморщив лоб:
— Как прикажете понимать? Что значит «в любом случае»?
— Послушай, ради всего святого… Я тебя спрашиваю: что-нибудь было такое, от чего она… отчего она могла…
