благовоний и высыпали их на тлеющие угли. Струйка дыма сгустилась. Запрокинув лицо и воздев руки, Ионид что-то прошептал богу. Потом он провел меня за истукан, и перед нами открылась дверь. Голос Ионида стал обычным.

– Справа покои старшей госпожи. Слева покои, как ты могла догадаться, младшей госпожи. А ты будешь жить вот тут.

Раб открыл перед нами еще одну дверь. Поменьше.

Свет заливал комнату. Снаружи над городскими крышами был дикий склон горы, но погруженный в глубокую тень. Раб открывал ставни окна напротив первого. Я обернулась посмотреть. Когда ставни распахнулись, в комнату обрушился свет, избыток света, не прямого света от солнца Аполлона, но исходящего отовсюду – слепяще отражаясь, как я теперь поняла, от зданий из белого камня, которые, казалось, взлетали, сыпались вверх, вверх, а не вниз, будто они покидали землю и вспархивали кипящей птичьей стаей в небо. Когда мои глаза свыклись и вернулось ощущение расстояний, я увидела, как различны здания, разукрашенные, будто женщина драгоценностями, изящными красочными узорами, которые танцевали по архитравам и капителям или пылали в тени колоннад. А позади всего этого, будто поддерживая синее-синее небо, вставала отвесная стена Сверкающих Скал.

– О, как красиво!

– Вот это мы, греки, умеем, пусть и ничего больше. Ну, юная госпожа, поздравляю с первым днем твоей свободы. Добро пожаловать в твой дом.

По-моему, я улыбнулась прямо ему.

– Благодарю тебя, Ионид Писистратид.

Я обвела взглядом прохладную тень комнаты. Ни тюфяка, ни табурета, ни сундука. Ионид засмеялся:

– Нет, не эта комната. Она просто твоя прихожая. Идем.

Раб поспешил через комнату и открыл еще одну дверь.

– Иди и осмотри свои покои, Ариека. Я останусь тут.

Мне немножко смешно, когда я вспоминаю свое изумление и восторг, – приемная, спальня с ложем, в сравнении с которым тюфяк, на котором я привыкла спать, казалось, больше подходил для собаки, чем для девушки! Была даже комната, предназначенная для отправления нужд, и я воспользовалась ею с некоторым облегчением, так как с рассвета прошло много времени. Имелась и комната для служанки, поменьше и попроще, но все-таки гораздо более удобная, чем та, которую мои родители считали подходящей для меня. Во всех комнатах я видела предметы, назначения которых не знала, как не знала и их названий. Словно отгадав мое желание, раб, пока я уединилась, открыл все ставни, и комнаты озарял прохладный предвечерний свет Дельф. Воздух освежал, и теперь я поняла, что хотя мой новый дом стоял возле реки, так что о нем нельзя было сказать «вверху, в горах», тем не менее воздух здесь был заметно более свежим. А зимой – так и очень холодным, подумала я, и тут в первый раз заметила металлические чаши в каждой комнате. Это были жаровни. Даже служанка самой младшей пифии будет жить в удобствах и тепле. В переднюю я вернулась бегом. Ионид засмеялся:

– Скоро привыкнешь. А пока расскажи мне, в каком ты восторге.

– Да! Очень-очень!

– А теперь, если ты свободна… как я полагаю, потому что твоя официальная госпожа в этот час спит (а если сказать правду, то и в очень многие другие часы), если, как я сказал, ты свободна, есть еще комната, которую я хочу тебе показать. Пойдем.

Мы вернулись в большой зал, но свернули в боковую дверь позади Аполлона. Лестница вела вниз, довольно темная лестница. Потом еще дверь, и мы вышли через нее в чересполосицу света и теней колоннады, протянувшейся вдоль этой стены здания. Затем по ступеням поднялись в отдельно стоящее здание. Широкие распахнутые двери, а за ними передний зал и еще двери. Мы вошли. Я решила, что это храм.

Комната была огромной. Статуи в глубине не было, только открытые окна. Собственно, вверху всех стен виднелись проемы, в которых прохаживались и ворковали голуби. Под ними на стенах крестами пересекались деревянные доски, образуя что-то вроде гнездовых ящиков. Но голуби ввели меня в заблуждение. Углубления предназначались не для гнезд.

– Ну, вот мы и пришли, юная госпожа. Ты не знала? Козы дают молоко. Цари дают золото. А что делают поэты? Мы называем ее книгохранилищем. Можешь пользоваться ею, когда пожелаешь, раз ты умеешь читать. Да, мы и это знали. С незапамятных времен и по сей день у авторов в обычае посылать копию своего труда в храм. Некоторые из них… ну, у нас есть экземпляры всех пьес, когда-либо ставившихся здесь. Так с чего бы нам начать?

Теперь, когда я перестала смотреть на стены в ярусах из того, что не было гнездовыми ящиками, я увидела вокруг ряды сидений, а также большие ларцы на ножках. Пустого пространства между ними было мало. Ионид проскользнул к среднему – в самом центре большого зала.

– Гомер, если не ошибаюсь.

Он откинул две половинки крышки. Внутри на деревянной поверхности лежал отчасти развернутый свиток.

– Можешь прочесть мне первые слова?

– Я… «Гнев, богиня, воспой»…

– Да. Очень хорошо. Нет. Разумеется, это не копия самого Гомера! Скорее всего он не умел писать, во всяком случае буквами. Но вот что я тебе скажу. Эту копию прислал нам сюда много поколений тому назад мой предок Писистрат. Ты о нем не слышала, ведь ты этолийка. Но он был главным человеком в Афинах и решил, какой список Гомера самый лучший, а потом прислал нам этот список. Разумеется, нельзя сказать, что это его почерк. Наверное, работа писца, а то и десяти или двенадцати писцов, чтобы создать то, что мы называем изданием. Но видишь эту пометочку сбоку? Мы их называем схолиями, и я думаю, нет, я почти уверен, что эту пометку сделал брат Писистрата… тот, который подделывал предсказания нашего оракула. Он был большой негодник, но очень умный. Здесь, как видишь, он пометил описку. Ну, о «Илиаде» достаточно. А вот твоя любимая, одна из двадцати четырех песен «Одиссеи». Тебе найдется что здесь почитать, верно? Затем Арктиний – то, что мы называем «малой Илиадой». Сам я не думаю, что она получила такое название из-за того, что короче гомеровской, но из- за того, что много ей уступает. Ты и это прочтешь, я полагаю. Еврипид. «Ион». Ты слышала про Иона? Он не был моим предком, но занимал то же положение, что я здесь. Еврипид написал трагедию… экземпляр тут довольно потрепанный, служил для суфлирования, и он разрешил нам сохранить его. История довольно жестокая, и я думаю, возможно, она тебе не понравится. Софокл. Эсхил. Но оригиналов их всех у нас, знаешь ли, нет. Царь Птолемей прислал посольство с просьбой одолжить ему оригиналы, чтобы он смог снять копии для своего великого книгохранилища в Александрии. А получили мы назад копии. Это было очень скверно. По-настоящему скверно. Вот тебе пример того, как влияние Востока развращает порядочных греков. Разумеется, Птолемей – первый – был всего лишь македонцем, а это не совсем… Что у нас тут? Ах да, лирики. Пиндар и, думается, его учитель Симонид, а также Бакхилид, Эринна – она была девушкой вроде тебя. А вон там у нас совсем одна… Взгляни!

Еще один книжный ларец на ножках. Ионид открыл половинки крышки, и я заглянула внутрь. Там, конечно, лежала книга. А еще простое золотое кольцо с продетым в него пучком волос мышиного цвета. А еще старое гусиное перо, обтрепанное, в черных пятнышках.

– Десятая Муза, юная госпожа. Сапфо с Лесбоса, того острова, на берег которого выбросило голову Орфея, после того как Безумные Женщины растерзали его в клочья. Думаю, Сапфо станет твоей особенной подругой. Нет, не думай, что познакомишься с ней во плоти. Она умерла сотни лет назад, но какая разница? Она была благородной девушкой, вроде