— Ну вот и все. Он уже пробежал. И целых семь лет мы этого не увидим.

— А я и сейчас не видел, — равнодушно ответил мальчик.

— С ним бежал юноша, тот, кого зовут Лжец. И тараторил без умолку, не закрыл рот ни на минутку.

Мальчик, сразу же оживившись, поднял голову:

— Надо было сказать мне раньше!

— Зачем?

— Я пошел бы смотреть!

— Тебе важнее посмотреть на Лжеца, чем на твоего Отца — Бога?

— Я люблю его. Когда он рассказывает мне свои истории, на меня не так давит небо. И кроме того, он есть.

— Как это есть?

Мальчик, сколько мог шире, развел руки:

— Он просто есть.

Слепец сел осторожно на землю, положил палку себе на колени.

— Сегодня великий день, Принц. Ты знал об этом, конечно?

— Няньки сказали. Поэтому я и сбежал. Великий день — это стой смирно на солнце и не смей шевелиться. От такого мне всегда плохо. А нужно еще возжигать курения, говорить всякие слова, есть-пить разные вещи, надевать особую одежду.

— Я знаю, что тебе трудно. Да и кто не знает?! Принц, твои шаги и вправду звучат как шаги старичка, но сегодня Бог докажет, что он Бог, и, может быть, тебе станет лучше.

— А как он может доказать это?

Слепец задумался:

— Если на то пошло, можно спросить и как Он поддерживает небо, и как заставляет воды реки подниматься. Но Он делает это. И небо не падает, а вода в реке скоро поднимется, как поднималась и раньше. Как это происходит — тайна.

Принц вздохнул:

— Я устал от всех тайн.

— Но только благодаря им мы живем, — ответил Слепец. — Вот, давай я покажу тебе. Видишь, ту пальму слева?

— Нет. Солнце мешает.

— Ну, неважно. Если бы ты ее видел, то разглядел бы зарубки у нее на стволе. На высоте примерно одного локтя от земли — Зарубка Печали. Если вода поднимется только лишь до нее, будет голод. Тебе сколько лет? Десять? Одиннадцать? Когда я был немногим постарше тебя, такое случилось, и Бог, который тогда у нас был, принял яд.

— А люди как? Голодали? Умирали?

— Да; и мужчины, и женщины, и дети. Но сегодня Бог силен. Неутомим в любви, — хоть детей всего двое: ты и твоя сестра, — могуч на охоте, непобедим и в еде, и в питье. Так что вода поднимется по стволу до Зарубки Отличной Еды.

Забыв про солнце, Принц внимательно вглядывался:

— А та зарубка, на самом верху?

Слепец покачал головой, не сразу решаясь ответить.

— Давным-давно — когда точно, не знаю — было сделано предсказание. Говорили, будто один из Богов сделал эту зарубку, и вода никогда еще не поднималась так высоко. Слишком много хуже, чем слишком мало. Если вода дойдет до этой зарубки, весь мир утонет и волны будут плескаться у дверей Дома Жизни. А зовется она… — наклонившись, Слепец прошептал: — Зарубка Всеобщей Погибели.

Принц молчал, и, выждав немного, Слепец, нащупав его коленку, тихонько ее погладил:

— Ты еще слишком мал, чтобы все это знать. Не мучься сейчас — не думай. В свое время, когда я умру, а Бог обретет Бытие в Доме Жизни, ты вместо него будешь Богом. И тогда ты все поймешь.

Вскинув голову, Принц с силой, горестно выкрикнул:

— Не хочу я быть Богом!

— Что? Как? То есть как это — не хочешь? Больше ведь некому!

Принц яростно замолотил кулаками по сухой глине:

— Не буду я Богом! И они меня не заставят!

— Тише, тише, дитя! Подумай, что будет со мной, если кто-то услышит?!

Принц сверлил взглядом незрячие бельма, как будто так можно было заставить Слепца увидеть.

— Не буду… Потому что не могу. Не могу я заставить воды реки подниматься… и небо поддерживать не могу. Я иногда вижу сон: Темнота. И все рушится. Каждая вещь тяжелая, давит. А мне ни двинуться, ни вздохнуть…

Слезы бежали по лицу Принца, потом потекло и из носа. Он поднял руку, утерся.

— Не хочу я быть Богом!

Слепец заговорил настойчиво и громко, как бы пытаясь властью голоса заставить его слушать:

— Когда ты женишься на своей Царственной Сестре…

— Я никогда не женюсь, — с неожиданной страстью возразил Принц. — Никогда. А уж на Прелестной-Как-Цветок и подавно. Но и ни на ком другом тоже. Когда я играю с мальчишками, им хочется играть в охоту, а я от этого задыхаюсь. Когда играю с девчонками, они хотят играть в мужа — жену, и приходится прыгать на них вверх и вниз, пока снова не задохнешься. А тогда они сами начинают на мне прыгать, и у меня от этого голова кружится.

Какое-то время Слепец молчал.

— Да, — сказал он наконец, — да, так, так.

— Я хотел бы быть девочкой, — выговорил Принц, — хорошенькой девочкой, у которой всех дел-то — всегда быть красивой и наряжаться. Тогда они не смогли бы превратить меня в Бога.

Слепец задумчиво почесал нос:

— Но не поддерживать небо? Не заставлять воды реки подниматься? Не убивать на охоте быков? Не поражать метко цель?

— Мне эту цель не увидеть, какое уж там — поразить.

— Не понимаю, что это значит.

— У меня что-то вроде тумана перед глазами.

— Принц! Ты не выдумываешь?

— И он становится все плотнее. Медленно, но я чувствую.

— Нет!

— Так что, сам понимаешь…

— Но, бедный малыш, бедный Принц, что Они говорят?

— А я никому не рассказывал. Я устал от всех этих курений, нашептываний, от гадости, которую надо пить. Я устал.

Слепец заговорил взволнованно и громко:

— Но ты же ослепнешь! Мало-помалу, год за годом ты будешь слепнуть, дитя. А что будет с нами? Ты только вспомни: ведь есть Зарубка Всеобщей Погибели!

— А мне какое до этого дело! Если бы я был девочкой…

Уперев палку в землю, Слепец пытался встать на ноги.

— Они должны знать. Он должен узнать немедленно. Бедный Принц, бедный слабый