Когда мы поднимались по каменным ступеням здания, я увидела двух гейш и поклонилась им. Они поклонились мне в ответ, и одна из них что-то сказала другой. Мне показалось это очень странным, пока мы не подошли поближе и я не узнала подругу Хацумомо Корин. Я поклонилась ей еще раз, давая понять, что узнала ее, и заставила себя улыбнуться. Когда они отвернулись, я прошептала Мамехе:

— Мамеха-сан! Я сейчас видела подругу Хацумомо!

— Не знала, что у Хацумомо есть подруги.

— Это Корин. Она там... по крайней мере, была там минуту назад, еще с одной гейшей.

— Я знаю Корин. Почему ты так переживаешь? Что она может сделать?

Я не нашлась, что ответить. Но если Мамеха не переживала по этому поводу, то и я могла успокоиться.

У входа мы сняли туфли и пошли в носках по деревянному полу к месту, где располагались наши гости. Один из мужчин пожал Мамехе руку. Я сразу догадалась — это Нобу. Даже на расстоянии кожа его лица напоминала расплавленную свечу. Однажды он сильно обжог лицо, отчего имел такой трагический вид. Но когда мы прохаживались с Мамехой по павильону, мое внимание привлек человек, сидящий на циновке рядом с Нобу. Я могла видеть только его затылок, показавшийся мне до боли знакомым. Может, я встречала его еще в своей маленькой деревушке...

И тут я поняла: это — господин Танака!

Он каким-то особенным образом изменился. Я видела, как он поглаживал свои седые волосы, и обратила внимание на то, что движения его рук стали очень уж изящными. Я смотрела на него и не понимала своих чувств. Если я кого-то и ненавидела в этом мире, то это господина Танака. Я напомнила себе об этом и вовсе не собиралась присесть рядом с ним на колени и сказать: «О, господин Танака, как приятно видеть вас опять! Что привело вас в Киото?» Напротив, мне очень хотелось выразить свои истинные чувства, хотя, скорее всего, это именно то, чего не следовало бы делать начинающей гейше. На самом деле я очень мало думала о господине Танака за последние несколько лет. Если мне придется улыбаться ему, я улыбнусь так, как мне часто улыбалась Хацумомо. И скажу: «О господин Танака, я чувствую такой сильный запах рыбы... Сидя с вами, я испытываю чувство ностальгии». А возможно, скажу: «О господин Танака, вы выглядите... почти изысканно!» Хотя чем дольше я смотрела на него, тем больше понимала: он действительно выглядел очень изысканно, даже более, чем я могла себе вообразить. Вдруг он повернул голову, и я увидела широкое лицо, тонкий подбородок, глаза с мелкими морщинками вокруг... Неожиданно все во мне и вокруг меня успокоилось, словно этот человек оказался ветерком, а я облаком, носимым им по небу.

Это был знакомый мне человек, в каком-то смысле более знакомый, чем мое собственное отражение в зеркале. Но это был вовсе не господин Танака. Этот человек оказался Председателем.

Я видела Председателя совсем недолго, но после той встречи очень часто вспоминала и представляла его, словно песню, которую случайно услышишь, а затем постоянно мысленно напеваешь. Хотя, конечно, со временем детали стерлись. К примеру, его лоб мне представлялся выше, чем на самом деле, а седые волосы — не такими густыми...

Пока Мамеха приветствовала мужчин, я стояла рядом, ожидая своей очереди поклониться им. Что, если мой голос будет напоминать звук, издаваемый тряпкой при вытирании полированного стола? Нобу внимательно изучал меня, но я не уверена, что Председатель даже заметил. Я стеснялась смотреть в его сторону. Когда Мамеха присела и начала разглаживать свое кимоно на коленях, я заметила, как и Председатель с интересом посмотрел на меня. Мои ноги похолодели, потому что вся кровь прилила к лицу.

— Председатель Ивамура... Президент Нобу, — сказала Мамеха, — это моя младшая сестра Саюри.

Уверена, вы слышали о знаменитом Ивамура Кен, основателе «Ивамура Электрик». Может, вам даже доводилось слышать имя Нобу Тощикацу. Никакие партнерские отношения не были так знамениты, как эти. Они были как дерево и корни или как святилище и ворота перед ним. Даже я в свои четырнадцать лет слышала о них. Но я не могла предположить, что Ивамура Кен окажется человеком, встреченным мной на берегу ручья Ширакава. Я опустилась на колени, поклонилась им и произнесла все полагающиеся в данном случае банальные слова. Потом подошла и села между Нобу и Председателем. Нобу разговаривал со своим соседом, а Председатель сидел, обхватив пустую чайную чашку, стоявшую на подносе у него на коленях. Мамеха начала с ним о чем-то говорить, а я взяла небольшой чайник и отодвинула рукав, чтобы он не мешал мне наливать чай. К моему удивлению, Председатель поднял глаза и посмотрел на мою руку. Я видела, что предстало перед его глазами. Возможно, из-за приглушенного света в павильоне моя рука казалась нежного цвета слоновой кости и светилась, как жемчужина. Ни одна часть моего тела не казалась мне до этого такой прекрасной, как эта рука. Я видела, Председатель не отводит глаз от моей руки, поэтому не убирала ее. Неожиданно Мамеха замолчала. Мне показалось, она перестала говорить потому, что Председатель смотрел на мою руку и не слушал ее рассказ. И тут я поняла, что произошло. Чайник оказался пуст. Более того, он был пуст с самого начала, когда я только взяла его в руки. Я пробормотала что-то в свое оправдание и быстро поставила чайник. Мамеха улыбнулась.

— Видите, какая она настойчивая девушка, Председатель, — сказала она. — Если бы в чайнике оказалась хоть капля воды, Саюри налила бы ее вам.

— На твоей младшей сестре, Мамеха, очень красивое кимоно, — сказал Председатель. — Я не мог видеть его на тебе много лет назад, когда ты была начинающей гейшей?

Если у меня до этого появлялись хоть какие-то сомнения, действительно ли это Председатель, я окончательно убедилась в этом, услышав знакомую доброту и мягкость в его голосе.

— Может быть, — ответила Мамеха. — Но Председатель за свою жизнь видел столько разных кимоно, удивительно, как вы все помните.