исключали, что будем погребены, как это произошло со многими. Все стали волноваться относительно исхода войны. Что-то напоминающее шутку я услышала в этот период от гейши Райхи. В течение нескольких месяцев ходили слухи, что военное правительство планирует взорвать все кварталы гейш в Японии. Нас интересовало, что же станет с нами, как неожиданно заговорила Райха:

— У нас нет времени думать об этом, — сказала она. — Ничто не может быть мрачнее будущего, за исключением разве что прошлого.

Вам это может показаться совсем не смешным, но в тот вечер мы смеялись до слез. В один прекрасный день кварталы гейш будут закрыты. Когда это произойдет, нам, скорее всего, придется работать на фабриках. Чтобы вы могли представить жизнь на фабриках, позвольте мне рассказать о подруге Хацумомо Корин.

Прошлой весной с Корин произошла катастрофа, которой очень боялась каждая гейша в Джионе. Служанка, готовившая ванну в ее окейе, попыталась сжечь газеты, чтобы нагреть воду, и устроила пожар. Вся окейя сгорела, в том числе и коллекция кимоно. Корин вынуждена была пойти работать на фабрику. Она вставляла линзы в боевую технику, используемую при сбрасывании бомб с самолетов. Время от времени она приезжала в Джион. Спустя несколько месяцев мы были потрясены тем, как она изменилась. И дело не в том, что она чувствовала себя все более несчастной, мы все себя так чувствовали. Но у нее появился кашель, ставший частью ее натуры, как песня у птицы. А ее кожа приобрела такой оттенок, словно она искупалась в чернилах, потому что на фабриках использовался уголь низкого качества. Бедной Корин приходилось работать в две смены, потому что за одну смену она получала всего тарелку жидкого супа с несколькими макаронинами или рисовую кашу с картофельными очистками, сваренную на воде.

Поэтому можете представить, как мы боялись работы на фабрике. Каждый день мы радовались, что Джион еще не закрыт.

Однажды, когда январским утром следующего года я стояла в очереди за рисом, держа в руках купоны, хозяин магазина прокричал:

— Это случилось!

Мы переглянулись. Я так замерзла, что мне было все равно, о чем он кричит. Наконец, стоявшая передо мной гейша спросила:

— Что, война закончилась?

— Правительство объявило о закрытии районов гейш, — сказал он. — Всем вам велено явиться в регистрационный офис завтра утром.

Мы прислушивались к звукам радио в магазине. Я посмотрела на лица других гейш, стоявших рядом, и поняла, что все мы думаем об одном и том же: кто из знакомых нам мужчин спасет нас от работы на фабриках?

Хотя Генерал Тоттори считался моим данной до предыдущего года, его хорошо знали многие гейши. Я должна была найти его раньше, чем кто-либо другой. Спрятав свои купоны в карман крестьянских брюк, я отправилась в северо-западную часть города, несмотря на то, что была недостаточно тепло одета для такой холодной погоды. Генерал жил под арестом в гостинице Суруйя, там же, где мы встречались дважды в неделю много лет.

Я появилась в гостинице через час, трясущаяся от холода и вся запорошенная снегом. В ответ на мое приветствие хозяйка долго смотрела на меня, прежде чем поклониться, извиниться и сказать, что не знает меня.

— Это я, госпожа... Саюри! Я пришла поговорить с Генералом.

— Саюри-сан, боже! Никогда не думала, что ты можешь быть похожа на крестьянку.

Она сразу же впустила меня, но сначала провела меня наверх и дала мне одно из своих кимоно. Она даже сделала мне макияж, чтобы Генерал узнал меня.

Генерал Тоттори сидел за столом и слушал радиоспектакль. Его рубаха была расстегнута и обнажала костлявую грудную клетку с редкими серыми волосами. Я поняла, что в последние годы ему жилось гораздо тяжелее, чем мне. Его обвинили в самых тяжких преступлениях: в халатности, некомпетентности, злоупотреблении властью и так далее. По мнению некоторых, ему повезло, что он избежал тюрьмы. Одна из журнальных статей обвиняла его даже в поражениях Императорского флота в Тихом океане, утверждая, что он недостаточно обеспечил корабли продовольствием. Есть мужчины, которые стойко переносят трудности, но одного взгляда на Генерала было достаточно, чтобы понять, что груз прошедшего года надломил его.

— Вы очень хорошо выглядите, Генерал, — сказала я, хотя, конечно, лгала. — Какая радость видеть вас снова! Генерал выключил радио.

— Ты не первая приходишь ко мне, — сказал он. — Я ничем не могу помочь тебе, Саюри.

— Но я так спешила. Не могу представить, что кто-то опередил меня.

— С прошлой недели практически все знакомые гейши приходили ко мне, но у меня больше нет друзей, находящихся у власти. Не понимаю, почему гейша твоего уровня обращается ко мне. Ты нравилась столь многим влиятельным мужчинам.

— Нравиться и быть настоящим другом, желающим помочь, — две огромные разницы, — сказала я.

— Да, это так. Какого рода помощь ты хочешь от меня получить?

— Любую помощь, Генерал. В эти дни в Джионе только и говорят, что об ужасной жизни на фабриках.

— Жизнь будет ужасной только для счастливчиков, остальным не удастся даже увидеть окончание войны.

— Я не понимаю.