Азарика принялась дергать руками, сучить ногами и чувствовала, что это никого не убеждает. Вавассоры разглядывали ее зловеще. Тогда опять пришли на помощь отцовские тайные книги:

— Э, да ты опасный дурак! — заметил главный вавассор. — Ты чародействовать умеешь.

И он хотел сбросить Азарику с моста прямо в ров, но Заячья Губа вступилась, сказав и тут загадочные слова: «Прилетела синичка от самого ястреба, как ее не распознать?», даже улыбнулась змеиной улыбкой. Вавассоры впихнули Азарику в калитку, и она побежала в Самур, ощущая на спине холодок от взгляда Заячьей Губы.

Так она оказалась в соборе, где заканчивались последние приготовления. Золоченая купель сияла в остром луче солнца, служки сновали, нагревая воду. Хор в кружевных стихарях пробовал голоса. Епископ в приделе репетировал, шепелявя:

— Как новый Хлодвиг, храбрый воитель, ты прибегаешь к истиннейшей нашей церкви…

Пользуясь правом дурачка, Азарика пристроилась на цоколь колонны и видела, как, встреченный хвалебным хоралом, в церковь вступил Сигурд, грузный мужчина, щекастое лицо которого носило следы кутежей и стычек. На нем был блестящий стальной шлем со вделанными с боков турьими рогами, роскошный плащ, видимо переделанный из какой-то церковной пелены с крестами. К его поясу был привязан огромный меч с эфесом в виде черепа и не менее огромный охотничий рог. Два белокурых отрока несли его шлейф, а сзади, по четыре в ряд, выступали седые рубаки с висячими усами, за ними — богатыри в расцвете сил и совсем юнцы, с выражением превосходства на украшенных шрамами лицах.

Кто-то снизу дернул Азарику за балахон. Это был Нанус, из числа уродов, тощий мим. Пользуясь тем, что все поглощены зрелищем, он прошептал:

— Беги к тому, кто тебя послал. Передай от Заячьей Губы — брат его здесь, в пятом с краю челне, под охраной… Пусть не медлит!

Азарика не успела даже изумиться, как он исчез в толпе. Но как выйти, когда норманны заняли все двери, никого не выпуская?

Речь епископа текла утомительно, перемежаемая вздохами хора. Наконец ему подали крещальный крест, и он, насколько позволяла тучность, склонился перед Сигурдом, приглашая раздеться и войти в купель.

— Сначала ты, — ответил король.

Гундобальду перевели, он опешил и принялся объяснять, что крестится-то доблестный Сигурд, а он, епископ, уже крещен от рождения, восприял благодать…

— Сначала ты, — повторил Сигурд.

И поскольку Гундобальд растерянно молчал, по знаку короля его даны подскочили и стали совлекать с толстяка золотое облачение. Собор молчал, так что было слышно воркование голубей под куполом, наблюдал, как раздевали епископа, как обнажилась его розовая плоть и он стыдливо прикрыл срам под отвисшим животом. Затем Сигурд мигнул своему оруженосцу, и тот, сняв с одного из норманнских знамен пышный волчий хвост, окунул его в расплавленный воск на подсвечнике и приклеил к пунцовому заду Гундобальда. Даны распахнули врата, через которые выходит крестный ход, и погнали прелата уколами копий.

В ужасе и весь народ, оттеснив норманнов, ринулся вон. А в городе уже шел погром, слышался исступленный женский визг.

Азарика выбежала, стараясь не быть захваченной. У ворот вавассоры спокойно переговаривались, думая, очевидно, что шум в городе — от всеобщего ликования. Как быть? Главный вавассор теперь ни за что не выпустит Азарику обратно одну.

И вдруг она разглядела, что главный вавассор сидит верхом на ее гнедом, ее Байоне! Том самом, которого ей выбрал Роберт и которого у них украли третьего дня в лесу! Новый хозяин, по всей видимости, плохо обращался с лошадью — рвал мундштуком ей рот.

Увидев дым от пожара над крышами, главный вавассор слез с Байона и пошел в сторожку узнать, что происходит. В этот миг из-за угла показались даны, держа в руках окровавленные мечи. Вавассоры кинулись к воротам. Крутить лебедки уже не было времени, и они обрубили канаты. Ворота распахнулись, и вавассоры опрометью ускакали через мост.

Выбежал из сторожки главный вавассор, кинулся к гнедому.

— Байон, Байон! — крикнула Азарика, выскакивая из кустов, где она пряталась.

Лошадь обернулась недоуменно, совсем как человек. Узнала Азарику и, вскинувшись, отбросила главного вавассора. Азарика — страх ее подгонял — проворно взобралась в седло. Вавассор, оцепенев от неожиданности, тут же попал в руки норманнов, и Азарика, похлопывая гнедого по холке, понеслась через мост.

Там, в платановой роще, ее ожидал сам Эд.

— Что там, в Самуре, говори быстрей!

Эд гарцевал перед строем своих всадников. Он сиял предвкушением боя, рука играла тяжелым копьем, а другая, сжав в кулак поводья, задирала конскую голову.

— Ко мне, бывший сотник императорских лучников! — вызвал Эд. — Можешь ты нам сегодня доказать, какой ты есть стрелок? Слушай внимательно: ты должен с первого выстрела уложить того, кто окажется по правую руку Сигурда. Понял? Эй, лучник Винифрид, подъезжай и ты сюда. А тебе надлежит застрелить того, кто будет по его левую руку. Однако помните: сам король данов, да проклянет его бог, во что бы то ни стало должен остаться живым! А ты чего заскучал, Кочерыжка? — подъехал Эд к аббату. — Веселись, война — это пир мечей! Если в бою не покажешь спину, вот тебе мое слово — первую же пленницу можешь брать себе в жены.

Он наставлял, шутил, подбадривал, и каждый с верой смотрел в его каменное от решимости лицо.

Подтянулась из леса вторая сотня. Отряд Эда, тесно сомкнувшись и надвинув каски, загрохотал копытами по мосту в Самур. Там норманны ускоренно чинили ворота, их часовые лениво оперлись на древки секир. Эд первым подскакал, часовой ему крикнул. Эд ответил по-норманнски и, не сбавляя хода, внесся в арку ворот. Часовые еле увернулись от копыт франкских коней.

На крик часовых из караульни выбежали их товарищи. Впереди берсерк — воин, посвятивший себя богу войны. Его в бою охватывает священный азарт, и потому он даже дерется полуголым, презирая вражеские лезвия и стрелы.

Эд знал, что с берсерком проволочка опасна. Сжавшись, как пружина, он выпрыгнул на скаку прямо на плечи берсерка и повалил его на камень плит. Воины Эда рубили ошеломленных данов, которые, видимо, уж и не ожидали отпора от побежденных франков. За воротами отряд Эда не встретил никого, все были заняты грабежом в городе или пиром в соборе. Эд расставил людей у каждого портала и окна,

— Сюда, сюда!

Тонконогий мим Нанус распахивал перед Эдом створы врат, через которые выходит крестный ход. Эд на коне въехал в сумрак собора, за ним двигалась железная стена его воинов.