карьеры. И все же – условие не главное. А главное, как и везде и всюду, – это деньги, богатство. Именно об этом Коробова и думала все последние месяцы – неотступно, мучительно. А после встречи с сыном эти мысли захлестнули ее, словно петлей.

Но не сразу, нет. Когда она утром услыхала цокот копыт и подошла к окну, а Андрюша, подтянув уздечку и подняв своего коня чуть ли не на дыбы, закричал: «Мама!» – и помахал ей рукой, сердце, казалось, выпрыгнуло из груди от радости. Совершенно нежданной радости, поскольку сын не писал им о переводе. Он служил в очень именитом лейб-гвардейском конно-гренадерском полку под руководством самого великого князя Николая Николаевича – главнокомандующего гвардией Санкт-Петербургского военного округа. Однако перевод всего полка в Московский округ вовсе не был понижением или опалой. Здешний главнокомандующий генерал Плеве был одним из лучших кавалерийских начальников, из лучших и опытнейших командиров. Государь особенно любил и выделял его – Коробова знала все эти подробности, как всегда знала все, касающееся дворцовых интриг, высшей знати, передвижений вверх и вниз по служебной лестнице. Знала, правда, как бы немного со стороны. Но очень надеялась, что скоро окажется в самой гуще этой жизни – внутри ее…

Полк сына прибыл сразу не в саму Москву, а на место учений – в село Крюково. Здесь, по примеру знаменитого ежегодного Красносельского лагерного сбора, который устраивал близ Санкт-Петербурга великий князь Николай Николаевич, будет теперь проходить Крюковский лагерный сбор. А Крюково – совсем недалеко от «Замка». Вот почему Тамила Борисовна первая узнала о переводе сына, мужу в Москве о том еще не известно.

Не многое успел рассказать ей Андрюша, но кое-что, что и радовало, и тревожило. Мальчик был влюблен! Она – из знатного рода князей Долгоруких, юная красавица и очень богатая невеста. Конечно же, отбоя от женихов – самых именитых и богатых – не было. И все же, как сказал сын, девушка была неравнодушна именно к нему. И хотя родители часто подчиняются ее капризам, но выдать замуж за простого дворянина, офицера Андрея Коробова, имеющего очень скромные средства, – на это не пойдут ни за что! А мальчик страдает! Хотя, конечно, Андрюша весь день был весел, отлично ел, шутил и даже слегка поволочился за гувернанткой, все это – так, ерунда. Он несчастен в главном. А каково ему прозябать – молодому, красавцу, умнице! Женитьба на наследнице князей Долгоруких подняла бы его на достойную высоту. Но это невозможно без больших денег.

Она, мать, может помочь ему! Просто обязана! Собственно, все уже могло бы быть: княжеский титул, огромное наследство! Ее вина, что все так затянулось, что не получился, сорвался такой отлично продуманный, до тонкостей, план! Теперь надо все начинать сначала, и поскорее. У сына не только на примете невеста. Андрей еще откровенно рассказал матери о своих довольно больших долгах чести – карты, скачки… Боже упаси, она не осуждает мальчика! Как может жить молодой офицер без этих вещей! Вот только опять же – нужны деньги. И они есть, совсем близко! Маленький мальчишка, никому не нужный, стоит на пути непреодолимым препятствием. Да неужели же она не справится с ним, не выдернет его, как занозу из пальца! Ведь сколько уже сделано для достижения цели: и ею самой, и стечением обстоятельств! А значит – дело нужно довести до конца…

Тамила Борисовна улыбнулась, вспомнив, как сын ловко отпускал комплименты гувернантке – и за столом во время полдника, и на прогулке по саду. Все в нем так и играло: блеск в глазах, румянец на смуглых щеках, белозубая улыбка! Ах, как же в такого не влюбиться! Правда, мадемуазель Элен скромно отводила взгляд, отвечала тихо, сдержанно. На прогулке в саду он даже в какой-то момент отошел от нее и больше интереса не проявлял – видимо, скучно стало. Что ж, может быть, девушка и правда застенчива, графиня Гагина ведь писала: «…скромна, высоких моральных правил». А возможно, просто стеснялась ее. Скорее всего так, ведь невозможно не влюбиться в ее сына с первого взгляда!

Эта гувернантка… странная все-таки девушка. Да, никаких претензий к ней у Коробовой нет. Только единственная: она слишком внимательна к мальчишке! Ведь Коробова и решила взять ее не только потому, что графиня Гагина рекомендовала, да так напористо, что попробуй откажи! Но ей и самой понравилось, что девушка молоденькая, что она сирота. Значит, будет прилежна и ей послушна, как воск в руках. Можно манипулировать… А коль что случится с князем, то и отвечать неопытной гувернантке – заступиться-то за нее некому… Но девчонка оказалась на удивление внимательной к своему воспитаннику, глаз не сводит, ни на минуту не оставляет. А той ночью – так все странно повернулось, непонятно…

Ночной ветерок, прохладный, но еще по-летнему, подул сильнее, порывами. Ветви старых деревьев закачались, зашумели. На ущербный диск луны набежали облака, сначала сделав ее молочно-тусклой, а потом, на несколько мгновений, совсем скрыв. Когда же край луны вновь ярко обозначился, от ближайшего широкого ствола отделилась тень. Нет, не тень: в серебряном свете четко проявился силуэт…

После, когда Коробова могла уже спокойно обо всем подумать, она припомнила и странную шапочку с густым плюмажем, и блестящие галуны и пряжки на груди, и длинный плащ. Но в тот момент она, казалось, не видела ничего – не могла оторвать завороженного взгляда от лица неожиданного гостя. Вернее, того, что должно было бы быть лицом. Но… его не было: белесый туман расплывался там, размывая черты. Коробова не то чтобы испугалась. Но какая-то животная жуть сковала ее. А пришелец медленно поднял руку, и в ней блеснул старинный тяжелый кинжал.

– Не трогай мальчика! – произнес он глухим, неживым голосом. – Он под моей защитой. Ослушаешься – я нанесу ответный удар!

Слева хлопнула другая дверь, ведущая на веранду из коридора, и тут же раздался громкий короткий вскрик. Тамила Борисовна непроизвольно глянула: из коридорных дверей на веранду успела шагнуть Зинаида. Это она вскрикнула, а теперь стояла, прижав кулаки к губам, с расширенными от ужаса зрачками. Существо без лица повернулось к ней, шагнуло вперед и погрозило Зинаиде пальцем в черной перчатке.

– Не рой другому яму, – сказало все так же глухо. – Сама как бы в нее не попала!

Зинаида еще раз вскрикнула и грохнулась на пол в обмороке.

Призрак, словно желая спрятаться, запахнул свой длинный темный плащ. И, подчиняясь его движению, луна вновь нырнула за облако. Преодолевая себя, Коробова сделала два шага вниз, по ступенькам, к саду. Но дальше идти не смогла. И хотя она не сводила глаз с того места, где только что был таинственный и страшный силуэт, не уловила ни единого движения. И все же, когда лунный свет вновь залил веранду и сад, там, под деревьями, никого не было. Пустота…

На втором этаже дома, в комнате Всеволода, Алена подошла к окну и неслышно распахнула его. Она теперь засыпала поздно, спала очень чутко и напряженно. А в этот час еще бодрствовала. И услыхала – дважды – короткие испуганные крики снизу, а потом – тяжелый глухой удар. Когда она открыла окно, держа над головой свечу, как раз из-за туч вышла еще далеко не полная, но крупная яркая луна. Ее золотые лучи-нити насквозь пронизали сад, и девушка увидела: быстро лавируя между деревьями, уходит в глубину фигура в длинном старомодном плаще и шляпе с перьями. Но вот это странное видение на миг остановилось, обернулось и посмотрело прямо в ее окно, на блеск свечи. Вскинуло руку и помахало ей…

Викентий Павлович вернулся домой через заднюю калитку, подъехал прямо к конюшне, спешился и отстегнул притороченный к седлу небольшой кожаный мешок. Конюх взял под уздцы его лошадь, спросил:

– Что, Викентий Павлович, не по полям ли ездили? Ребят наших поселковых не видели? Они нынче в ночное собирались.

– А как же, Федор Акимович, видел, посидел немного с ними у костра. Хотел даже остаться на всю ночь, да своим обещал вернуться.