– Им тут долго не быть, – уверенно заявил Зосима.

– Ты что, гадал на картах?

– ОНИ ожили, – снова указал Зосима в сторону дуба-патриарха. – Это добрый знак. В беде нас не оставят.

– А я так думаю, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. С этой гнусной сектой надо кончать. Загадили своим присутствием всю нашу округу. Вонючки.

– Ты думаешь, что с ними легко покончить? – В голосе Зосимы прозвучал скепсис.

– Отнюдь. Но да обрящет ищущий. На худой конец, попрошу помощи у наших общих корешей. На такие дела они мастаки.

– Это ты о ком?

– Чижик-пыжык, где ты был… – спел я начало стариной детской песенки.

– А-а… – понял Зосима. – Рыбаки с электроудочкой. Те, что построили беседку и причал…

– Ну да. Теперь такие считаются хозяевами жизни. Думаю, Лагин-Чиж не откажет другу разлюбезному, то бишь мне, в маленькой просьбе. И его банде развлечение, и нашей деревне корысть. Мне он задолжал много, даже очень много, – свою никчемную жизнь. Так что пусть отдает должок. Как по мне, так надо вообще сжечь на хрен избу Киндея, чтобы она больше людей не смущала.

– Дык, это, пустые слова говоришь, – с осуждением сказал Зосима. – Сжечь не получится.

– Как тебя понимать?

– Изба заколдованная. Право слово.

– Я так и знал! «В заколдованных, дремучих, страшных Муромских лесах всяка нечисть бродит тучей, на проезжих сеет страх…» Нет, мы точно возвращаемся к невежественному средневековью. Зосима, смотри на жизнь проще. Зри в корень. Все, нету больше никаких Соловьев-разбойников и колдунов-вещунов. Остались лишь чиновники. Правда, они пострашнее гоголевского Вия – как позырят своими ненасытными глазищами, так рука сама в карман лезет, чтобы дать им мзду.

– Это ты так считаешь, что нет, – не соглашался со мной Зосима. – Потому как городской. Там машины, тротуарная плитка, паркет. Все живое закатано под асфальт. А здесь – вольная природа. Она существует по своим законам, нам непонятным. И долго терпеть надругательство над собой не позволит.

– Тебя нужно записаться в «Гринпис». В этой конторе ты со своим видением окружающего мира произведешь фурор и станешь главным закоперщиком.

– Куда записаться? – не понял Зосима.

– Есть такая международная организация, которая защищает природу. Правда, толку от нее… Глас вопиющего в пустыне. Но энтузиастов там любят. Может, даже зарплату тебе будут платить. Ты когда-нибудь получал зарплату? Я не говорю о пенсионных деньгах.

– Нет, не получал, – сердито ответил Зосима. – Нам в колхозе писали трудодни. А на них выдавали зерно, сахар, подсолнечное масло… если, все это, конечно, было в колхозном амбаре.

– А если не было?

– Тогда мы шли, и сами брали… с полей.

– Воровали, значит, – констатировал я с иезуитской усмешкой.

– Дык, это, почему, воровали!? Забирали свое. Иначе с голодухи давно бы всем нам прикрутился кырдык. Власть, она любит брать. Чтобы с нее что-то потребовать, никакой жизни не хватит.

– Тут ты в точку попал, – согласился я, вспомнив, как меня «ушли» на пенсию, и как долго и безрезультатно пришлось мне мыкаться по разным кабинетам, набитыми под завязку хорошо упитанными холеными чиновниками в мундирах, никогда не нюхавшими пороха, чтобы выбить себе свои законные гроши.

Ночевали мы в охотничьей избушке, километрах в пяти от ДЕРЕВА. Таких крохотных примитивных домиков по лесу разбросано немало. Нужно только знать их координаты, что для человека случайного, пришлого, было задачей неподъемной.

Попробуй, отыщи это пристанище (большей частью браконьеров), которое так хорошо замаскировано в чаще, что и с вертолета не заметишь.

Избушки сооружались в разные времена и большей частью были заброшены. Но функционировали, при минимальном ремонте, исправно.

Та, в которой остановились на ночлег мы с Зосимой, была одна из наиболее комфортных. В ней находился даже очаг, сложенный с дикого камня, похожий на камин.

Поэтому мы не стали возиться с костром на улице (затягивало на дождь), а разожгли огонь в очаге и поставили на огонь котелок с похлебкой, в которой варились два упитанных рябчика.

Все выходило на то, что нужно было возвращаться домой. Нам привалила большая удача. Мы подстрелили четверых глухарей-самцов и семерых рябчиков, а с таким общим весом добычи (под тридцать килограмм) сильно по лесу не походишь. (Тем более, что все это пришлось бы тащить мне одному).

Да и мяса нам теперь должно было хватить недели на две (плюс рыба, которая всегда