16
– Тебе все еще нехорошо, Чарли, бедняжка, я кое-что для тебя приготовила, мне всегда помогало, и никаких побочных эффектов, Ульрих, ну когда же ты, наконец побреешься, ты колючий, как ерш, Герри, ты потрясающе выглядишь, у меня есть ягнятина, а вот баклажанов нигде не было таких, которые точно без всяких там генетических изменений, Северин, прекрати, ты же не собака, проходите, Марта и Мариус уже здесь, только, пожалуйста, никаких глупых шуточек по поводу ее отекших лодыжек, а то она начинает плакать, и ее уже ничем не остановишь, и когда уже родится этот ее слоненок, Оле тоже пришел, без Миа, они расстались, но вы наверняка уже знаете, и я не могу сказать, что это меня сильно расстраивает... – Каролина закончила свой привычный субботний монолог, и мы начали прокладывать себе дорогу между игрушками и горами одежды.
Фло и Гереон уже лежали в постели, Фло была очень сонной, но все же, взяла мой подарок – заколку с розовой блестящей стрекозой, и пробормотала «ты самая лучшая на свете» перед тем, как заснуть.
– Мы ездили в горы, – объяснила этот феномен со спящими детьми Каролина. – Четырнадцать километров вокруг одной единственной горы. Мы все ужасно вымотались, кроме Северина – он все это время в полном комфорте восседал у меня за спиной в специальной штуке, в которой носят маленьких детей.
–
– Привет, – смущенно пробормотала я.
Я не разговаривала с ним с тех пор, как в понедельник мне довелось пережить острые ощущения от лечения зубов у него в кабинете и при его активном содействии.
Оле
– Приветик. – Прозвучало это очень нежно. Слишком нежно, на мой взгляд.
– Миа все еще живет у родителей? – поинтересовалась я, чтобы немного отрезвить и его, и себя.
– Да. Она приезжала забрать кое-какие вещи, ну и, естественно, не упустила случая еще полить меня грязью. Ну, я имею в виду, словесно.
– И тогда, надеюсь, ты спросил, наконец, что она нашла в этом старикане из отеля?
Оле покачал головой:
– Мне это совсем не нужно. Так она еще подумает, будто мы с ней расстались, потому что у нее роман.
– Но так оно и есть, Оле.
– Нет, не так, – упрямо возразил Оле. – И надеюсь, ты тоже когда-нибудь это поймешь.
– Нарежьте мелко овощи, – скомандовала Каролина и бросила Оле два цукини, которые тот ловко поймал. Каролина мне подмигнула и многозначительно улыбнулась.
– Классные туфли, – сказала мне Марта.
– Спасибо. Они новые.
– Здорово смотрятся, – заметила Марта и вдруг заплакала. – Только представь себе мои
толстые ноги, переплетенные этими ремешочками! Чего бы я не отдала, чтобы у меня опять были такие стройные лодыжки! Или такие прелестные маленькие грудки. Понять не могу, как такая девушка, как ты, могла...
– Марта! – прошипела Каролина.
Марта засопела.
– Ах, Марта, но это, же временно, – стала утешать ее я. – Скоро твои ноги опять придут в нормальное состояние. – Хотя, откровенно говоря, глядя на ноги Марты в старых стоптанных башмаках Мариуса, поверить в это было крайне сложно.
– Да-да, – всхлипнула Марта. – Но только ноги. А все остальное?.. Когда кормишь ребенка, грудь становится только больше.
– Зато у тебя на руках будет прелестный малыш.
– Правильно, – сказала Каролина.– А теперь прекрати реветь и порежь мелко вот этот лук.
– Но как, же я тогда перестану реветь? – всхлипнула Марта, и мы все рассмеялись.
Берт поставил старую запись «Джипси Кинге»[29] громче, чем обычно, надеясь на то, что дети после утомившей их прогулки в Зибенгебирге крепко спят. Ритм был очень заразительный, и мы кромсали овощи, повиливая задами, покачивались в такт и щелкали пальцами. Северин радостно гукал на руках у Берта. Даже Марта расслабилась и отважилась немного покружиться.
– Моя милая слониха, – довольно произнес Мариус и решил обойти ее, пританцовывая, что
длилось довольно долго из-за габаритов Марты. Та засмеялась.
Кто-то постучал в окно кухни. Очевидно, звонка в дверь мы не услышали.
– Кто бы это мог быть? – встревожилась Каролина.
Берт, не прекращая танцевать самбу, прошелся до входной двери и вернулся вместе с Миа.
– Привет всем, – как ни в чем не бывало, поздоровалась Миа.