– Эта чертова корова опять думает только о себе! Можно не беспокоиться, что у нее случится инфаркт. Она жутко зла на Герри.

– Думаю, она не одна такая, – произнес Ульрих. – Какого черта ты написала людям все это, Герри?

Да, действительно, какого черта я написала людям все это?

– Я должна уехать в Новосибирск, – прошептала я. – Мне нужно где-то спрятаться.

Телефон, который Ульрих все еще держал в руке, зазвонил.

– Пожалуйста, спрячьте меня!

– Герри, я думаю, лучше будет... – начал Ульрих.

– Пожалуйста!

– Но, Герри, такими вещами не шутят. И психиатрическая помощь...

– Я поселю ее в детской, – перебила его Чарли. – Там она день и ночь будет у меня на глазах.

– Спасибо, – сказала я. – Спасибо, спасибо, спасибо.

В доме моей тети все было тихо. Мы, пригнувшись, проскользнули мимо ее окон и осторожно поднялись по пожарной лестнице, бесшумно ступая мягкими подошвами. Сердце гулко стучало у меня в ушах, а руки тряслись так сильно, что я с трудом попала ключом в замочную скважину.

– Не понимаю, зачем я это делаю, – прошептала я. – Если тетя Эвелин меня тут застукает, всему конец.

– Но тебе, же нужны твои вещи, – тоже шепотом ответила Чарли. – Если бы я пошла одна, меня могли бы арестовать за ограбление. И потом, в любом случае твоя тетя будет безумно рада, что ты жива.

– Ты плохо знаешь моих родственников.

Когда мне удалось, наконец, открыть дверь, мы

увидели, что нас кто-то опередил. А именно – тетя Эвелин. Она сидела за кухонным столом, запустив обе руки в мою шкатулку с украшениями.

Испугалась она не меньше, чем я, а может, и больше. Я остановилась как вкопанная и уставилась на нее, а она уставилась на меня.

Только Чарли удалось сохранить спокойствие, и она заявила:

– Добрый день! Извините за беспокойство. Мы хотели лишь забрать кое-какие вещи. И не пугайтесь, это не призрак Герри, она настоящая.

– Я вижу, – прошипела тетя Эвелин. – Доротея мне уже позвонила и сказала, что ты позволила себе сыграть в высшей степени греховную шутку. Лично я все равно ни на секунду в это не поверила.

– Извините, – запинаясь, пробормотала я. – Я не хотела...

– Твоя мать исправляет то, что ты натворила, – сообщила тетя Эвелин. – Она вынуждена звонить всем и объяснять, что у тебя даже на то, чтобы наглотаться таблеток, мозгов не хватило.

– Послушайте-ка, – начала Чарли.

– Если об этом узнает тетя Хульда... – сказала тетя Эвелин.

– А что ты, собственно говоря, ищешь в моей шкатулке с украшениями? – Меня внезапно обуяли стыд, страх и гнев.

– Ничего, – безапелляционно произнесла тетя Эвелин. – Хочу сразу же все прояснить: это уже не твоя квартира. Ты от нее отказалась. А учитывая то, что ты натворила, ты утратила всякое право жить здесь.

– И тем не менее, это вещи Герри! – воскликнула Чарли. – И украшения тоже ее.

Тетя Эвелин захлопнула шкатулку:

– Вы намекаете, что меня может интересовать это барахло... эта дешевка?

– Похоже на то, – сказала Чарли.

– Не нашла того, что искала, да? – не без злорадства спросила я. До меня дошло, что она хотела там найти. – Кольца с аквамарином и жемчужного ожерелья в шкатулке нет!

– Что за чушь? Хотя они принадлежат мне по праву, – заволновалась тетя Эвелин. – И ты прекрасно об этом знаешь.

Чарли решила игнорировать тетю Эвелин. Она достала из ниши мой чемодан и бросила его на кровать:

– Боже мой, Герри, да у тебя вещей-то осталось всего ничего. Что ты сделала с этой квартирой?

– Очистила от дерьма, – ответила я, не выпуская тетю Эвелин из поля зрения.

– Мне искренне жаль твою мать, – бросила тетя Эвелин. – Наказал же Господь такой дочерью. Безбожная маленькая ведьма – вот ты кто. Я всегда это говорила.

Гнев во мне пересилил остальные эмоции.

– Не называй меня больше ведьмой, тетя Эвелин!

– Но я, же не имею в виду ничего плохого. Ты такая чувствительная. Попробуй относиться к себе чуть менее серьезно.

– Ты уже заглянула в мой учебник биологии, тетя Эвелин?

– Ты имеешь в виду те гнусные намеки в твоем письме? – Тетя Эвелин скрестила руки на груди. – Слепой и тот увидит, что Фолькер – сын Райнера: те же волосы, кривые ноги, нос. Если ты надеялась таким образом посеять раздор в нашей семье, я вынуждена тебя разочаровать: свою желчь ты потратила понапрасну.

– Ну да, конечно, тетя Эвелин, тебе лучше знать. – Я взяла со стола свой ноутбук. – Этот Мендель, разумеется, ни черта не смыслил в генетике.

Чарли открыла ящик комода:

– Ну, хоть пара трусов-то у тебя должна была остаться?

– Остались только самые красивые, – ответила я.

– Ну, это всего три пары.

– Да, – кивнула я и вдруг пожалела, что выбросила все утягивающие трусы телесного цвета, которые стоили мне целого состояния.

– Квартира должна быть приведена в порядок, – вмешалась в мои мысли тетя Эвелин. – Еще нужно будет заново выкрасить стены. И вообще, будет лучше, если ты здесь проведешь ремонт, и, таким образом, нам не придется делать эту работу. Еще ты должна заплатить нам за три следующих месяца.

– Але! Да прекратите же вы, в конце концов! – вмешалась Чарли. – Ваша племянница чуть не покончила жизнь самоубийством, а вы вместо того, чтобы радоваться, что она все еще жива...

– Да это все спектакль, – заявила железным голосом тетя Эвелин. – Она это все устроила, чтобы наконец-то оказаться в центре всеобщего внимания. Точно так же она совершенно сознательно расколотила мейсенский фарфор. Я знаю ее с самого рождения и хорошо представляю себе, на что она способна.

Мое терпение лопнуло.

– А дядя Корбмахер мое письмо читал? – спросила я. – Или Фолькер?

Тетя Эвелин запричитала:

– Мы приняли тебя здесь, у нас, ты счастливо жила здесь все эти годы. И вот благодарность!

– Нет. Я не обязана выказывать вам свою благодарность. Если Фолькер был внимательным на уроках биологии в школе, он наверняка уже задумывался о несоответствии цвета своих глаз. Может, он даже пытался его сменить.

– Ты хочешь своими лживыми, подлыми намеками разрушить счастливую семью, да? – Тетя Эвелин бросила на меня злобный взгляд.