за ней, и она внезапно поняла, что они принадлежат мертвым людям.

Наконец чей-то факел, вспыхнув, осветил все вокруг, и она оказалась в зале, полном трупов, уже тронутых разложением: они танцевали на подламывающихся ногах и протягивали к ней скрюченные пальцы. Она попыталась оттолкнуть их, но они все падали на нее, пока не погребли окончательно под завалами своей удушающе пахнущей плоти.

Вскрикнув, Фиона села на жесткой подстилке и по боли, которой было искажено лицо склонившейся над ней Дювессы, сразу поняла, что ночной кошмар еще не кончен.

– Что? Что случилось? – Фиона вскочила с подстилки. Дювесса всхлипнула.

– Он сказал, что ты должна услышать это от него самого. Снаружи у входа в хижину их ждал Эллисил с факелом в руке. Когда Фиона набросилась на него с расспросами, он только покачал головой, лицо его было мрачно.

– Даг не велел мне ничего говорить.

– Но ведь он жив? Пожалуйста, скажи мне, что с ним все в порядке! – молила Фиона.

Эллисил кивнул и, повернувшись, двинулся к реке.

Они шли молча, и их движение под кронами деревьев было похоже на погребальную процессию. Постепенно лес стал казаться Фионе бесконечным. Когда они почти приблизились к берегу, она увидела Дага. Он сидел прямо на земле, а около него хлопотала Сиобхан, промывая рану у него на плече.

Фиона бросилась к нему.

– Даг, что случилось?

Викинг поднял голову, кровь похолодела у нее в жилах – такое отчаяние было написано у него на лице.

– Ради всего святого!

– Дермот мертв. Я убил его.

Фиона покачнулась. Нет! Этого не может быть! За ее спиной послышались всхлипывания Дювессы.

– Ужасное стечение обстоятельств. – Сиобхан выпрямилась и положила ладонь на плечо Фионы, пытаясь успокоить ее. – Дермот подкрался сзади, пользуясь темнотой и туманом, а потом ударил. Твой повелитель сделал то, что и должен был сделать воин, – обнажил оружие и отразил нападение.

– Я совсем ничего не видел… – Голос Дага был исполнен горечи и отчаяния.

– Покажите мне его. – Фиона сама удивилась тому, как быстро ей удалось взять себя в руки.

– Нет, – хрипло ответил Даг.

– Это мое право! – решительно произнесла она. – Ты не можешь запретить мне в последний раз взглянуть на него!

– Было бы лучше, если бы ты не делала этого, – мягко сказала Сиобхан. – Рана просто ужасная.

Боль пронзила всю ее.

– И все же я должна, – настаивала Фиона. – Я хочу попрощаться с ним. Проститься с отцом я не смогла, так, по крайней мере, попрощаюсь с братом.

Сиобхан кивнула и взяла ее за руку.

– Он в моей хижине.

– Она проклянет меня, – с отчаянием произнес Даг, – а потом будет проклинать себя за то, что привела меня сюда.

– А может, и нет. Довольно без толку терзать себя, – теряя терпение, возразил Эллисил. – Лучше вставай и пойдем на корабль: не хватало, чтобы ты простыл; нам еще слишком многое предстоит сделать.

Даг повиновался. Хотя он почти ничего не соображал, ему все же было удивительно видеть, как Дювесса, заливаясь слезами, припала к груди его товарища.

– Дермот был моим братом, – она попыталась сдержать рыдания, но они сотрясали ее снова и снова.

Эллисил передал факел Дагу и, прижав к себе ирландку, осторожно поглаживая ее по густым вьющимся волосам, стал что-то успокаивающе шептать ей на ухо. Острая зависть пронзила Дага, когда-то и он держал так в своих объятиях Фиону, утешал ее, клялся защищать и оберегать. В итоге вместо этого он причинил ей одно лишь горе.

Когда они приблизились к вытащенному на берег драккару, Эллисил протянул руку за факелом.

– Я провожу Дювессу домой.

Даг передал ему факел и отвернулся. Изящно изогнутый форштевень «Ворона» чеканно выделялся на фоне отливающей лунным серебром реки. Он долго смотрел на корабль, затем приблизился к нему и перебрался через борт. Рориг сонно поприветствовал его. Даг вяло ругнул его за потерю бдительности, потом, морщась от боли, забрался в спальный мешок.

Закрыв глаза, он молился богам, прося их даровать ему сон.

Мало-помалу разлившееся по телу тепло затуманило его сознание. Он остался в живых; его душа не распрощалась с ним, и это было благом; на той затерянной среди деревьев тропинке он лишь сделал то, что должен был сделать. Если Фиона не сможет простить его, ему придется начать жизнь сначала, но уже без нее.

– Даг! Да проснись же!