Дювесса осторожно тронула Фиону за плечо.

– Пойдем-ка немного перекусим. На тебе лица нет.

Вздохнув, Фиона молча кивнула.

Сейчас, когда воины ушли, в доме отца было тихо. Рядом с громадной печью две охотничьи собаки грызли кость, несколько подростков, которых еще не брали в походы, двигали по доске деревянные фигуры. Увидев сестер, один из них оставил игру и поспешил им навстречу – это был Дермот, младший брат Фионы.

– Хвала всем святым, Дювесса нашла тебя, – чуть дрожащим голосом произнес он. – Ты уже слышала про нападение на Лиссонар?

– Да, слышала, – с отсутствующим видом произнесла Фиона.

– Тебе не стоило уходить из поселка, – продолжал Дермот. – Тебя могли похитить или убить.

При этих словах девушка почувствовала раздражение: как смеет этот веснушчатый малыш, едва слезший с материнских колен, читать ей нравоучения!

– Фиона никуда и не уходила, – ответила брату Дювесса.

Она повернулась и пристально посмотрела на свою сводную сестру: – А кстати, где ты была целый день? Клянусь, я разыскивала тебя повсюду.

На щеках Фионы появился румянец. Если бы только сестра знала, какими постыдными делами она занималась с одним из проклятых викингов!

– Я… я была в подземной кладовой, – неуверенно ответила она. – Вевина сказала мне, что там можно найти несколько яблок прошлогоднего урожая.

– Яблок! Ты провела весь день в этом вонючем месте вместе с пауками, разыскивая там яблоки? Ни за что не поверю!

Фиона открыла было рот, чтобы отстоять свою ложь, но не успела произнести ни слова, потому что Дермот с испуганным видом воскликнул:

– Подземелье! Но ведь туда бросили пленного викинга! Ты видела его, Фиона? Он еще жив?

– Никого я не видела. Наверное, пленник уже мертв, потому что я не слышала ни звука. А если его бросили в самую дальнюю кладовую, то я туда и не заглядывала.

Ругая себя за глупость, Фиона отвернулась, не в силах вынести испытующий взгляд сестры. Даже если викинг и не участвовал в набеге на Дунсхеан, теперь ей предстояло до конца своих дней жить с чувством вины за то, что она спасла жизнь одному из этих чудовищных убийц. Это было предательство.

– Пойду принесу хлеба, – сказала Дювесса, видимо, не желая еще больше расстраивать сестру.

Фиона села за один из столов и сложила руки на коленях, чтобы никто не заметил, как дрожат ее пальцы. Она должна как можно скорее уйти, вернуться в подземелье и убедиться, что ноги пленника надежно прикованы к стене.

Подняв голову, она увидела, как напротив нее уселся Дермот. Чувство вины в ее душе усилилось. Неужели он догадывается, что она помогала викингу? Девушка поежилась. Она должна взять нож и убить пленника – тогда никто никогда не узнает о ее грехе.

«Если викинг примет смерть от твоих рук, то и ты не сможешь жить». – Эта внезапная мысль потрясла Фиону. Пленник ласкал ее грудь, шептал ей что-то в бреду. Убить его было выше ее сил. И все-таки убежать ему она точно не позволит, а для этого при первой же возможности ускользнет отсюда и снова спустится в подземелье.

Вернувшись, Дювесса положила на стол хлеб, намазанный толстым слоем меда. Фиона уставилась на еду, не в силах проглотить ни крошки.

– Волнуешься за отца и его людей? – сочувственно спросила сестра.

Девушка молча кивнула.

– Наше преимущество – неожиданность, и у нас храбрые воины. Викинги не смогут справиться со всеми.

Фиона закрыла глаза. Если бы только она могла верить этим словам!

Как ни пыталась Фиона уснуть, сон не шел к ней. Отец с дружиной все еще не вернулись. Она замерзла, но боялась пошевелиться, чтобы не разбудить сестру. «Терпение, – твердила она себе, – ты должна подождать еще немного».

За окном их комнаты, через которое врывался свежий ветерок, были слышны приглушенные звуки ночной жизни крепости, и Фиона снова, в который уже раз, подумала об отце и его воинах, скрывающихся сейчас где-то в лесу, и еще о том, что если драккар ночью поднимется вверх по реке, сюда нагрянет орда викингов – таких же громадных и сильных, как тот, что сидит сейчас в подземной темнице. Беспокойство сжимало ей грудь: она не хотела, чтобы Доналла ранили или убили. Он был хорошим человеком, заботливым и любящим отцом; лишь в последнее время между ними начались споры, и причиной тому явилась смерть матери. Доналл так ушел в глубины своего отчаяния, что уже не обращал внимания на чувства окружавших его людей и жестко утверждал спою власть, так что наконец стали роптать даже самые преданные ему воины. Теперь отец не обсуждал с ней их семейные дела, а лишь приказывал повиноваться его воле. Конфликт достиг сноси вершины, когда Доналл объявил ей о своем намерении пылать ее замуж за Синий Длиннобородого. Разумеется, Фиона восприняла это как еще одно свидетельство пренебрежения ее чувствами.

Девушка закусила губу. Хотя до сих пор мысль о браке с Сивни была ей отвратительна, теперь она, по крайней мере, понимала, какие мотивы двигают ее отцом, – он боялся за нее и за всех остальных.

«Я была не права, – думала она. – Я не должна была пытаться нарушить твою волю. Мне надо было помочь тебе придумать другой план, как нам заполучить воинов».

Фиона принялась перебирать в уме всех правителей-соседей, пытаясь найти среди них такого, который