меня, Но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совершить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса, проповедовать Евангелие благодати Божией» (Деян. 22:22–24). Я не могла не засвидетельствовать это моим самым близким друзьям, которые старались остановить меня и воспрепятствовать моей поездке. Все они желали поделиться со мной своим кровом, предоставляя мне свое жилище и мешая моему переезду в Париж. Но
В Шамберри мы встретили Отца ля Мота, который ехал на выборы Отца–наставника. Несмотря на то, что он проявлял видимость дружеских отношений, было не трудно заметить, что его мысли отличались от слов, и что он строил против нас свои темные планы. Я рассказываю о его намерениях, лишь желая следовать данному мне повелению не упускать ничего из своей истории. Поэтому мне необходимо будет часто упоминать о нем. Я всем сердцем сожалею, что не в моей власти не упоминать о нем. Если бы его поступки касались только меня одной, я бы охотно предала все забвению, но я думаю что обязана рассказать все ради торжества истины и невиновности Отца ля Комба, так жестоко и долго подавляемого и сокрушаемого посредством злой клеветы, тюремного заключения в течение нескольких лет, которые, вероятно, продолжались бы в течение всей его жизни. Хоть Отец ля Мот может показаться глубоко виновным во всем, что я о нем рассказываю, я серьезно протестую против этого, как и против того, что я в присутствии Бога умалчиваю о многих его плохих поступках.
Глава 19
ТОИЛО МНЕ ПРИБЫТЬ В ПАРИЖ, как я сразу же узнала о темных планах как против Отца ля Комба, так и против меня самой. Отец ля Мот, который был инициатором всей этой трагедии, по своему обыкновению искусно скрывал все, говоря мне в лицо весьма лестные слова, но при этом замышляя сильнейшие удары мне в спину. Он и его сообщники, преследуя свои собственные интересы, хотели убедить меня отправиться в Монтаржи (мои родные места), надеясь взять под опеку моих детей и таким образом избавиться, как от меня, так и от последствий моей деятельности. Все гонения со стороны Отца ля Мота и со стороны моих родственников были связаны с достижением их интересов. Те же, что совершались против Отца ля Комба, исходили из ненависти и мести, равно как и из–за зависти, ибо он, будучи моим наставником, не заставлял меня исполнять их повеления. Здесь мне необходимо углубиться в детали, которых было бы достаточно, чтобы убедить всех. Но я буду стремиться избегать многословия. Я только упомяну, что они угрожали мне лишить меня той малости, которую я оставила для себя. Я отвечала на это, что не пойду в суд. Ибо если они решились забрать у меня эти небольшие деньги (небольшие по сравнению с тем, что я отдала), то я полностью откажусь от них, будучи свободной не только в том, чтобы быть бедной, но даже крайне нуждаться, следуя примеру нашего Господа Иисуса Христа.
Я прибыла в Париж в вечер Св. Магдалины, 1686 года, ровно через пять лет после моего отъезда из этого города. Отец ля Комб после своего прибытия стал пользоваться большим вниманием и популярностью. Вслед за этим я заметила некоторую зависть со стороны Отца ля Мота, но не верила, что это заведет их так далеко. Большая часть Варнавитов, живших в Париже и окрестностях объединились, выступая против Отца ля Комба, что было вызвано несколькими причинами, связанными именно с их орденом. Но все их наговоры и злонамеренные предприятия разбивались о его незапятнанное благочестие и то благо, которое многие люди получали от его трудов.
С согласия его игумена я передала в его руки небольшую сумму денег для вступления в обитель одной монашки. Моя совесть побудила меня к этому. Эта женщина с моей помощью ушла из общины Новых Католиков. Я упоминала о ней ранее, говоря, что над ней хотел возобладать священник из Гекса. Поскольку она была очень красива, равно как и благоразумна, то всегда оставалась причина опасаться, как бы она снова не попала под мирское влияние. Отец ля Мот желал заполучить эти деньги. Он намекнул отцу ля Комбу, что если тот не внушит мне передать эти деньги для строительства стены, которую ему нужно было заново реконструировать в своем монастыре, то он отплатит ему за это. Но последний, будучи всегда честным, ответил, что по своей совести не сможет советовать поступить в противоречии с моим решением доставить благо этой молодой женщине. Тогда Отец ля Мог и священник прихода стали ревностно стремиться отомстить. Они употребили все свои умственные способности, придумывая способы осуществления своих планов. Один весьма нечестивый человек, задействованный для этой цели, написал клеветнические обвинения, заявляя, что Отец ля Комб был сообщником дела Молимо, нашумевшего в течение двух последних лет во Франции. Эти обвинения были распространены по всей округе. Отец ля Мот и священник прихода, действуя как особы, преданные церкви, передали обвинения чиновнику или судье церковного суда, который присоединился к их темному заговору. Затем они были представлены Архиепископу со словами: «Мы поступаем так из ревности и крайне сожалеем, что некто из нашего братства оказался еретиком, и еретиком самым отвратительным».
Они также втянули меня, но более скромным образом, говоря, что Отец ля Комб почти жил в моем доме, что было абсолютной ложью. Я лишь изредка виделась с ним, во время исповедания, и то, на очень короткое время. Так же беспрепятственно они объявили несколько других ложных фактов, касающихся нас обоих. Позже они задумали еще одно дело, которое могло бы способствовать успеху их замысла. Им было известно о моем пребывании в Марселе, и они посчитали это прекрасным основанием для создания новой клеветы. Они подделали письмо, якобы написанное одним человеком из Марселя (я слышала о письме от Епископа) и адресованное Архиепископу Парижа, или его представителю. В этом письме обрисовывался самый отвратительный скандал. Отец ля Мот попытался заманить меня в ловушку, заставив сказать в присутствии приведенных им людей, что я действительно была в Марселе вместе с Отцом ля Комбом. Он сказал: «Епископ Марселя прислал шокирующие отчеты, говорящие против вас. Вы попали в совершенно скандальную историю вместе с Отцом ля Комбом. У нас есть надежные свидетели этого». Я ответила с улыбкой: «Эта клевета измышлена превосходно, но следовало бы сначала узнать, был ли Отец ля Комб в Марселе, ибо я не думаю, что он когда–либо бывал там в течение своей жизни. Во время моего пребывания там, Отец ля Комб трудился в Версале». Отец ля Мот смутился и вышел, говоря: «Есть свидетели правдивости этих фактов».
Он немедленно направился к Отцу ля Комбу спросить, бывал ли тот когда–нибудь в Марселе. Тот заверил его, что никогда там не бывал. Так, наших врагов постигло разочарование. Тогда они объявили, что все это происходило не в Марселе, а в Сейселе. Но теперь оказалось, что я никогда не бывала в Сейселе, и, к тому же, там нет епископа. Использовались все мыслимые изобретения для запугивания меня угрозами, поддельными письмами и подстроенными против меня летописями, где меня обвиняли в распространении ошибочных доктрин и в том, что ведение порочного образа жизни вынудило меня покинуть страну, дабы избежать последствий разоблачения. Потерпев неудачу во всех этих измышлениях, со временем Отец ля Мот снял маску и сказал мне в церкви, в присутствии ля Комба: «Именно сейчас, сестра моя, вам следовало бы подумать о побеге, ибо вы обвиняетесь в преступлениях самого тяжкого характера». Я нисколько не была этим взволнована, но со своим обычным спокойствием ответила: «Если я виновна в таких преступлениях, то не могу быть слишком строго наказана, поэтому я не буду убегать или сходить со своего пути. Я открыто исповедую свое абсолютное посвящение Богу. Если я совершила нечто оскорбительное для Того, Которого я всегда желала любить и побуждать весь мир любить Его, даже ценой своей собственной жизни, мне следует, приняв наказание, стать примером для этого мира. Но если я невиновна, то в случае побега никто не поверит в мою невиновность».
Были совершены похожие попытки с целью уничтожения Отца ля Комба. Он был представлен в ложном свете перед королем, в результате чего вышел указ о его аресте и заключении в Бастилию. Несмотря на то, что на суде он выглядел как совершенно невиновный человек, и они не могли найти основания для его приговора, однако они заставили короля поверить, что он опасный в религиозном плане человек. Тогда он был пожизненно заточен в одной из крепостей Бастилии. Когда его враги узнали, что капитан этой крепости глубоко его уважает и мягко с ним обращается, его перевели в намного худшее место. Бог, Который видит все, воздаст всякому человеку по его делам. Но посредством внутреннего