его братья). Но карьера лесничего его не привлекла. Печатать свои научно-популярные статьи он начал, ещё будучи гимназистом, а затем студентом. Общее количество опубликованных работ Перельмана приближается к тысяче. Кстати, именно он ввел в оборот термин «научная фантастика». Уже в год их знакомства он опубликовал два научно-фантастических рассказа Циолковского — «Вне Земли» и «Без тяжести». После революции популярность Перельмана в России возросла во сто крат. В 1919 году он стал главным редактором первого советского журнала «В мастерской природы», где, естественно, продолжал пропагандировать идеи своего старшего друга. Умер Я. И. Перельман вместе с нежно любимой женой от голода в блокадном Ленинграде.
Рюмин и Перельман развернули кампанию в поддержку идей Циолковского не на пустом месте. В 1911–1912 годах в нескольких номерах петербургского журнала «Вестник воздухоплавания» был наконец полностью опубликован главный труд Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Редактирован недолго просуществовавший журнал (уже в 1913 году он закрылся) молодой инженер Борис Никитич Воробьев (1882–1965). Случайно познакомившись со статьей Циолковского «Аэростат и аэроплан», напечатанной ещё в 1905–1908 годах в журнале «Воздухоплаватель», он принялся настойчиво разыскивать автора и с большим трудом нашел его калужский адрес.
Воробьев написал Циолковскому, чье имя тогда никому ничего не говорило, и пригласил к сотрудничеству. Ответ не заставил себя ждать. Каково же было удивление главного редактора, когда калужский учитель предложил для публикации 2-ю часть своей программной статьи «Исследование мировых пространств реактивными приборами». В письме Циолковского, датированном 12 августа 1911 года, содержалась и ставшая теперь уже хрестоматийной фраза: «Человечество не останется вечно на Земле, но, в погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство».
Переписка переросла в дружбу. После смерти Константина Эдуардовича Б. Н. Воробьев стал хранителем архива великого ученого, автором его биографии, вышедшей в 1940 году в серии «Жизнь замечательных людей», ученым секретарем комиссии по разработке научного наследия и подготовке к изданию трудов К. Э. Циолковского. К сожалению, в последнем своем качестве Б. Н. Воробьев сделал все, чтобы не допустить не только опубликование философского и богословского наследия своего учителя, но даже и упоминания о нем в какой бы то ни было форме. Являясь горячим приверженцем научно-технических идей Циолковского, ракетного штурма Космоса и межпланетных сообщений, дожив до первых полетов отечественных космонавтов, Б. Н. Воробьев совершенно не понимал значения философских трудов основоположника мировой космонавтики и мировоззренческой составляющей его творчества. Наряду с другими «хранителями» и «оберегателями» ему благополучно удавалось замалчивать космическую философию и космическую этику Циолковского на протяжении почти полувека, а 5-й том академического «Собрания сочинений» ученого так и не вышел в свет.
Впрочем, в то время к философским, футурологическим и религиозным творениям Циолковского лучше было и не привлекать внимания инквизиторов XX века, ибо они (творения) явно противоречили идеологическим доминантам и консервативным традициям той эпохи. Нынешней тоже: доживи Циолковский-мыслитель до нашего времени — он наверняка стал бы объектом «внимания», к примеру, такой структуры, как «комиссия по лженауке», созданной при Президиуме Российской академии наук.
«Живи я в Средние века — уже давно поджарили бы на костре, — сказал однажды Циолковский. — Но я живу позднее. И даже в наше время трудно говорить о космонавтике, не опасаясь костра. Я всегда имел это в виду. Аппетит у антикосмонавтики несколько уменьшился, хотя и в наши дни могут неожиданно взвиться дымки от костров».
Неоднозначно складывались отношения у Циолковского с выдающимся популяризатором и пропагандистом идей межпланетных сообщений и ракетной техники — Николаем Алексеевичем Рыниным (1877–1942). ещё в конце 20-х — начале 30-х годов XX века он опубликовал 9-томный труд «Межпланетные сообщения», представляющий по существу первое в мировой практике энциклопедическое издание по истории и теории реактивного движения и космических полетов. Один том был целиком посвящен Циолковскому.
Рынин жил в Санкт-Петербурге, сначала был приват-доцентом, а затем профессором Петербургского института путей сообщения. Личное знакомство его с калужским провозвестником космической эры состоялось ещё в 1914 году на III Всероссийском воздухоплавательном съезде, когда Циолковский единственный раз в своей жизни приезжал в Северную столицу и посетил Рынина у него на квартире. Активно общались они и в кулуарах съезда.
Рынин жил тогда комфортно, в окружении многочисленных книг. К Циолковскому, явившемуся на встречу в обычной старомодной (к тому же потертой) одежде, отнесся дружелюбно, но снисходительно — как и полагалось восходящему петербургскому светилу оценить провинциального самоучку. Впоследствии суровая историческая действительность вынудила его отказаться от старых дореволюционных привычек.
В 1920-е годы (после рассекречивания архивов «Народной воли») Рынин пытался доказать, что приоритет в разработке ракетной техники принадлежит не Константину Циолковскому, а народовольцу Николаю Кибальчичу, но не слишком долго настаивал на этой версии. И 17 октября 1932 года на торжественном заседании в Колонном зале Дома союзов с юбилейным докладом «Жизнь и работы К. Э. Циолковского по авиации и реактивному движению» выступал не кто иной, как профессор Н. А. Рынин.
Зато исключительно плодотворные отношения сложились у Циолковского с Русским обществом любителей мироведения (РОЛМ) — чрезвычайно авторитетной и популярной в России общественной астрономической организацией, основанной в 1909 году известным революционером-народовольцем Николаем Александровичем Морозовым (1854–1946), до этого почти четверть века просидевшим в одиночной камере Шлиссельбургской крепости. В заточении этот человек, больной туберкулезом и цингой, написал множество научных работ по астрономии, астрофизике, химии, минералогии, высшей математике, метеорологии, воздухоплаванию, авиации, истории науки и религии. Он даже пытался разработать теорию побега из неприступной крепости путем мгновенного перемещёния в пространстве и времени. Морозов был подлинным мыслителем-космистом. Его интересовал весь спектр проблем Вселенной — от глубинных истоков мироздания до полуфантастических целей отдаленного будущего.
После революции Морозов помимо Русского общества любителей мироведения возглавлял ещё и Естественно-научный институт им. Лесгафта. Он опубликовал десятки статей и книг (среди них семитомное исследование «Христос»), прочитал сотни лекций (в том числе спецкурс «Мировая космическая химия», посвященный эволюции Вселенной), поставил ряд уникальных экспериментов (включая нетривиальный опыт по проверке специальной теории относительности — с помощью артиллерийских орудий, стрелявших
Космизм русского энциклопедиста проявился в самых различных формах — от глубоких естественно- научных изысканий до «звездного цикла» стихов. В 1920-е годы Морозов занимался исследованием галактических воздействий на человека и все живое в русле традиционных для отечественной науки проблем космобиологии. Морозов утверждал, что космические магнитные силовые линии, подобно гигантской паутине, беспорядочно заполняют все мировое пространство. Природа, по Морозову, гораздо значительней, чем её рисует мозг человека. Она обладает такими поразительными возможностями, которые человеку не доступны в земных лабораториях. Душа всякого живого существа — это Вселенная в самой себе, при биологическом развитии жизни на небесных светилах она стремится от поколения к поколению к одной и той же вечной цели — отразить в себе в малом виде образ внешней бесконечной Вселенной.
Морозов изучал также и вопрос
