— Это полная чушь, — сказал Федякин, — ничего она не ущемляет. ФКЦБ вашу жалобу в мусорную корзину кинет. Рано или поздно.

— Совершенно согласен. Но, что характерно, это может произойти достаточно поздно. ФКЦБ у нас большая, что ей мешает сидеть и размышлять, правду мы написали или херню собачью…

Серов помолчал.

— Вот… а за это время могут произойти разные разности. Например, Извольский в Швейцарию лечиться поедет. И, скажем, Черяга вместе с ним. И остаешься ты на комбинате вроде как главный, так?

— Так.

— У тебя право распоряжения деньгами «Стил-вейл» есть?

— Ими три месяца как Черяга распоряжается.

— Но раньше это делал ты? И права этого тебя никто не лишал?

— Формально — да.

— Ну и проголосуй за отмену эмиссии, пока их не будет…

Федякин глядел перед собой остановившимися глазами.

— Значит, в Швейцарию уедут? — тихо спросил он.

— Ага, — беззаботно улыбнулся Серов, — в Швейцарию. Ты, главное, помни, что по документам ты полтора миллиона баксов у области свистнул… Так что если ты с нами дружишь, ты получаешься главный на комбинате, а если не дружишь, тогда извините…

— В Швейцарию, — повторил Федякин и залпом выхлестнул полстакана водки.

Федякин распрощался и ушел через четверть часа. Когда Клава заглянула в гостиную. Гена Серов сидел уже в полном одиночестве, а бутылка коньяка опустела на треть. Себя Серов чувствовал полной скотиной. Хотя, с другой стороны, если Извольский с Черягой кончатся, то всякие глупые причины, по которым Клавка не хочет принимать его предложения, пропадут сами собой.

Геннадий Серов налил себе еще полстакана, поглядел в зеркало. В зеркале отражался красивый сорокалетний мужик с правильными чертами лица и глазами цвета шкурки хамелеона. Гена поднял стакан и чокнулся с ровной поверхностью, гладкой, как стекла на небоскребе «Ивеко». «Можешь считать сегодняшни вечер маленькой лептой, внесенной в копилку будущего семейного счастья», — сказал Генка своему отражению и выхлестал коньяк.

Спустя два дня после описываемых событий темно-синий со стальными обводами «Ниссан- патрол», принадлежавший Вовке Калягину, въехал на территорию охраняемого поселка Сосновка. Было уже около десяти вечера, дорогу освещали мощные фонари, и у самого своего дома Калягин увидел женскую фигурку с прыгающей рядом собакой — опять Ира гуляла с Шекелем.

Калягин высунул в окно руку с пультом дистанционного управления, ворота дома разъехались, и «ниссан» вкатился на залитую бетоном стоянку. Вовка вылез из машины. Шекель бросился к нему, крутясь в воздухе, а потом вдруг взвизнул, подлетел к машине и начал яростно ее облаивать.

— Фу, место! Фу! — заорал Вовка.

— Что это с ним? — удивилась Ира.

— А, на нем сегодня мой зам ездил. Вот он и чует чужой запах… Фу, кому говорят!

Шекель затих и уселся рядом с хозяином, обиженно отвернув морду от «ниссана».

— Денис-то из области вернулся? — спросил Калягин.

— Звонил, что через час подъедет. Опять со Славой будут ночью сидеть… Ему же вредно работать столько…

Шекель опять зашевелился, уткнул морду куда-то под брызговик «ниссана» и нехорошо зарычал.

— Фу!

— Ты к нам завтра придешь? — спросила Ира. — А то мы пятого улетаем, Слава хочет всем сказать «до свиданья».

— Только пятого? Там же на послезавтра все намечалось?

Ира махнула ладошкой.

— Там просто дикая неразбериха, Слава должен лететь на собственном самолете, а в Швейцарии «ЯК» не проходит по уровню шумности, надо или штраф платить, или в другом аэропорту садиться, никто ничего не понимает, он уже третий раз все откладывает, никак здесь дела закончить не может.

— Да, — после непонятной паузы потвердил Вовка Калягин, — лучше было бы, если б он раньше уехал… Не зайдешь? У меня вон жена гостей назвала…

Из окон калягинского дома долетала музыка, кто-то выскочил на крыльцо, но испугался ночного холода и убежал обратно.

— Нет, — покачала головой Ира, — там Слава один…

— Ничего себе один! С тремя охранниками… Ой, повезло Славке…

Ворота были по-прежнему открыты. Ирина нерешительно переступила за их черту.

— Слушай, Володя, — вдруг обернулась она, — ты не сердись на Дениса, ладно? Калягин