Звонок Ярослава оказался как нельзя более кстати. Или, наоборот, абсолютно не в жилу. Потому что Дорин совершенно не знал, что делать дальше с шахматами и всей этой историей. Установленная связь Набокова с этим комплектом ничего не давала для понимания развернувшихся событий. Разговор с Гуру тоже ничего не принес, тот сам не имел ни малейшего представления, что делать дальше, да еще и обиделся на Андрея за то, что тот не захотел делиться с ним информацией.

По всему было видно, что Женя знает что-то еще и из этого «еще» вполне можно было надергать каких-то идей и идти дальше, но внутри Дорина как будто что-то захлопнулось, и он так и не смог выдавить из себя ни одного слова, кроме дежурных извинений.

В воскресенье они с Леной навестили Настю. Кольцова была почти совсем здорова, улыбалась и смеялась, но ничего нового рассказать не смогла. Что-то из ее воспоминаний было уже известно Андрею, что-то, может быть нужное, так и не всплыло в ее памяти.

Всех поразил Альберто, который явился к самому концу визита «четы Дориных», как звала их теперь Кольцова. Сначала итальянец вспыхнул, увидев Андрея, но когда заметил Лену, успокоился и рассказал, что нанял частное детективное агентство, чтобы найти тех, кто напал на его amica, и получил вчера информацию.

Оказывается, в газете Настю, которая за месяц до того подавала объявление о продаже пианино, действительно перепутали с ее полной тезкой, о чем Дорин, впрочем, знал и раньше. Но вот чего он не знал, так это того, что детективы нашли эту самую Кольцову Анастасию Вадимовну и расспросили ее. Выяснилось, что к ней явился высокий человек с седыми короткими волосами (по описанию, как понял Андрей, очень похожий на Ковалько). Он вообще-то искал ее отца, но его дома не оказалось, он уезжал на две недели к другу в Сызрань.

Они уже ехали по Ленинградке, до Шереметьево оставалось минут двадцать.

Тогда высокий седоватый (кстати, похожий и на Найта) предложил Кольцовой продать ему имеющиеся у нее в наличии старинные шахматы за десять тысяч долларов. Или обменять их на другие, более по его словам дорогие. Никаких шахмат в доме у них отродясь не было, но Анастасия Вадимовна быстро смекнула, что здесь можно заработать, и, сославшись на то, что отца нет, а он – единственный, кто знает, где эти шахматы могут быть, предложила зайти через неделю. А сама, после ухода седого мужчины, побежала в редакцию давать объявление.

Она рассчитывала, что, купив шахматы, продаст их с выгодой для себя, но когда объявление не вышло ни завтра, ни послезавтра, хотя она заплатила за срочность, ринулась в редакцию, узнать, в чем дело. Там, после небольшого скандала, выяснилось, что в редакции все перепутали, обещали напечатать в послезавтрашнем номере и дали адрес Анастасии Максимовны Кольцовой, то есть нашей Насти.

Неудачливая бизнесвумен понеслась по этому адресу, надеясь потребовать свои шахматы, если их уже кто-нибудь предложил однофамилице, и успела как раз вовремя. Вовремя, чтобы увидеть, что тот же самый джентльмен с короткими волосами, который так любезно разговаривал с нею несколько дней назад, спросил у длинной девушки про шахматы, а когда та ответила, что, мол, их уже отдала, ударил ее по голове чем-то тяжелым и блестящим.

Кольцова напугалась до полусмерти и, даже не заезжая домой – этот же адрес знает седой, – рванула в подмосковную деревню к троюродной сестре своего любовника, где и нашли ее доблестные детективы, работавшие не за страх, а за зеленые бумажки. Вернувшийся через несколько дней отец, обнаружив пропажу дочери, подал заявление в милицию.

Это была единственная информация, полученная от парочки Настя-Альберто. Для чего Найту нужны были шахматы, Кольцова так и не вспомнила. Знала только, что тот должен их кому-то отдать. Для чего Ковалько, а судя по всему это был он, подсунул ей таиландскую дешевку, она тоже не знала. Хотя это было понятно – пытался поменять свою поделку на Настины шахматы.

Так что к понедельнику расследование можно было считать полностью зашедшим в тупик, и Дорин размышлял над тем, не бросить ли все и не послать ли его, расследование, куда-нибудь подальше. Но мертвая продавщица в магазине Гуру, сбежавший Ковалько и пропавшая дома брошка не давали ему этого сделать.

Он никак не мог понять, куда могла исчезнуть черная бабочка. Ни он, ни Лена брошку не брали. Японец не мог – по условию. За это время в доме был еще Брайловский, но думать, что это сделал он, не хотелось. Остается Вера Васильевна…

Андрей расплатился с водителем, набросил на плечо сумку и пошел на регистрацию.

Как подозревать старуху? Что она понимает в ювелирке? Зачем ей брошка? Продать? Но в доме масса более дорогих вещей? Да не вяжется никак воровство с этими выцветшими глазами, такими легкими, с шелушащейся от старости кожей, руками и с совершенно потрясающей философией. Андрей скорее на себя бы подумал, что он украл, чем на Веру Васильевну.

А может, ей заплатили серьезные деньги? Или пригрозили убить? Или взяли в заложники одного из внуков? М-да, паранойя, здравствуй, я по тебе скучал…

Он сел на свое место в самолете, на сей раз никаких знакомых не оказалось, и достал из сумки книгу. Последний год он вообще перестал читать романы и детективы, занимался только изучением библиографии, пытаясь набрать за короткое время то, на что у других уходят годы. Сейчас, после того как он получил библиотеку Лабунца, эта задача встала с новой силой.

Книга была из библиотеки Игоря. Какой-то давний владелец совместил под одним переплетом «Русские книжные редкости» Геннади и «Адресную книгу русских библиофилов» Параделова. Интересовала Дорина, конечно же, первая. Кого сегодня может задеть, где жил коллекционер Ульянинский или собиратель Остроглазов?

Андрей почти автоматически перелистнул страницы второй книги. Но видимо, Бог сегодня был с ним, потому что через несколько секунд он уткнулся глазами в следующий текст:

«Василий Рукавишников, купец первой гильдии. Родом из Нижнего Новгорода. Имеет небольшую, примерно пятьсот томов, но редкостную по тщательности подбора библиотеку о путешествиях, как россиян внутри России и за границей, так и иностранцев по России и всему миру. Некоторые экземпляры его коллекции совершенно уникальны. Продолжает и сегодня покупать и выменивать интересующие книги. Его экслибрис изображает полураскрытую книгу, в которой в качестве закладки использован золотой самородок, а на страницах ее виднеются инициалы „В.Р.“. Ныне живет на Французской Ривьере в собственном доме».

5 апреля, среда

Дождь шелестел за окном, изредка срываясь на мелкую дробь. Эти звуки, как будто кто-то рассыпал по полу горошинки витаминов, подчинялись порывам ветра – шелест шел от деревьев и стен, а когда капли попадали на железный внешний подоконник или на стекло, то раздавалась дробь, нет, скорее выстрелы по качающимся теням листьев на стене. И этот рваный, синкопический ритм задавал тон мыслям, заставлял их перескакивать с одной на другую, мешал сосредоточиться.

Надо же, такой поганый день… Гуру вспомнил анекдот про неудачливого ковбоя. Тот подъезжает к салуну, соскакивает с лошади и попадает в кучу дерьма. Заходит внутрь, спотыкается на пороге и падает. Заказывает виски, и случайный выстрел разбивает в его руке стакан. Тогда он решает вернуться домой и пересидеть этот совершенно отвратительный день, идет назад к лошади и ставит ногу…

Тут рассказчику следует сделать вид, что он забыл, как называется этот предмет конской упряжи, и щелкать пальцами со словами: «Ну, как эта штука называется?…», до тех пор, пока кто-нибудь из сердобольных слушателей не покажет свою осведомленность и не подскажет: «В стремя». Тогда рассказчик должен отмахнуться и закончить: «Да нет, в лошадиную задницу, потому что это ведь был неудачливый ковбой».

Сегодня роль лошадиной задницы сыграла Люська. С утра был «лейтенант» Панафидин, который за то, чтобы свернуть дело по убийству Нинки, затребовал столько, что у Жени вылезли глаза. Он попробовал поторговаться, но подполковник объяснил, что у них новый начальник, присланный с периферии, голодный как волк. И он, начальник, очень хочет денег, а у него, Гуру, есть выбор – или сейчас начнется грандиозное расследование преднамеренного убийства, где он будет фигурировать в качестве одного из подозреваемых, или смерть спишут на случайное падение и удар головой о прилавок, а дело закроют.

Женя взвился и заорал, что не понимает, почему и как он может оказаться подозреваемым, ведь