таковое богохульное измышление?

О: Что тут богохульного? Первейший и величайший грех — совокупление Адама и Евы, и грех этот поровну на них обоих. От чресл их произошли мужчина и женщина; оба могут обрести спасение, оба могут послужить спасению и мужчин и женщин. Оба могут сделаться подобием Христовым. И сделаются.

В: Верите ли, что Он уже сошёл с небес и тайно показывается в мире сём?

О: Иисус не тайна. А правда ли то, что ты сказал, суди по делам мира сего. Если бы Он подлинно показывался, не был бы этот свет таков, каков он есть: всюду слепота и разврат.

В: Что имеете сообщить про Святую Матерь Премудрость?

О: Кто это такая?

В: Разве не прилагаете вы такое название к Духу Святому?

О: Нет.

В: Ну, не сами, так от других-то слыхали?

О: Никогда.

В: А чтобы небеса, жизнь вечную именовали «Вечный Июнь»?

О: Накупил ты, сударь, яиц, что половина тухлые. В небесах одна пора другую не сменяет. Хоть июнем назови, хоть другим месяцем — там этих различий не знают.

В: Вы отрекаетесь от всех плотских утех?

О: Плотская природа — обитель антихриста, мы в неё не вступаем. И от уз его нам спасение одно: целомудрие. Вот как у нас сказывают. И стараются сколько возможно жить по этому правилу.

В: Теперь последнее. Правда ли, что по вашему учению плоть истинно верующих не уничтожается смертью?

О: Всякая плоть тленна, имеешь ли ты в себе свет, нет ли. Один дух воскреснет.

В: Это лишь ваши мнения или их исповедуют и прочие, объявившие себя «французскими пророками»?

О: Изволь разбираться сам. Прочти про Миссона, про Элайеса Мариона. Про Томаса Имса, тридцать лет как в бозе почившего. Также про сэра Ричарда Балкли. А то ещё повыспроси доброго моего приятеля Джона Лейси, который по сию пору живёт в этом графстве. Старый уже, семидесяти двух лет от роду. Он начал свидетельствовать истину много раньше меня.

В: Хорошо, поговорим о предмете самонужнейшей для меня надобности. Вы твёрдо убеждены, что Ребекка Ли исповедует ту же веру, что и поименованные вами особы?

О: Да.

В: Не приняла ли она её в угодность своему отцу, супругу либо обоим — как водится не только у ваших единоверцев?

О: Нет. Она обратилась в нашу веру по доброй воле. Я после сам её расспрашивал. И супруга моя — она Ребекку понимает лучше моего.

В: Известно ли вам её прошлое — что в Лондоне она была публичной девкой?

О: Она покаялась.

В: Спрашиваю вновь: сведомы ли вы о её прошлой жизни?

О: Я говорил об этом с братьями, а моя супруга с сёстрами, и все мы уповаем, что ей будет даровано прощение.

В: Всего лишь уповаете?

О: Один Иисус на Страшном Суде может решать, кто заслуживает спасения.

В: Вы полагаете, она от души раскаялась в прежних грехах?

О: Да, столь искренно, сколько нужно для спасения.

В: Попросту сказать, крепко набралась ваших верований и теперь дерзко в них упорствует?

О: На это отвечать не стану. Я пришёл с миром.

В: Вы как будто и от квакеров отвратились из-за споров о мире? При том, что были квакером от самого рождения.

О: От самого рождения был я другом истины, таким и в могилу сойду. И мыслю, благодарение Богу, не как они: я за слово Христово в бой. И не стану я по их нынешнему обычаю мирволить врагам Христовым. Если кто из них в делах духовных станет делать мне утеснения, должно и мне отвечать тем же.

В: Верно ли, что здешние квакеры отлучили вас от своего молельного дома?

О: Мне туда ходить не возбраняют, но только если я буду там молчать. Всё равно что позволить человеку гулять где угодно, но не иначе как в оковах. Ради владыки моего Иисуса Христа не бывать тому.

В: Верно ли, что два года тому они силой прогнали вас со своего собрания?

О: Я было хотел пророчествовать Его пришествие, но им мои речи не по нраву. И слушать не стали.

В: Говорили вы, что людям вам подобным, кого мните вы истинными христианами, считаться с мирскими властями не пристало? И что сами власти мирские суть наиочевиднейший пример нечестия, которое навлечёт на этот свет погибель?

О: Я говорил, не пристало считаться с мирскими властями лишь тогда, когда они велят поступать или клясться против нашей совести. Противиться же им в иных случаях я не призывал. Когда так, разве пришёл бы я сюда по твоему требованию?

В: Я слышал, будто вы желали бы обратить все богатства и имущество в общее имение и возглашали это открыто.

О: Я пророчествовал, что таков будет порядок у тех, кто спасётся, когда свершится отмщение Господне, а не предлагал установить его немедля.

В: И вы положительно утверждаете, что таковое установление переменило бы мир к лучшему?

О: Положительно утверждаю, что это установление переменит мир к лучшему. И по изволению Божиему будет так.

В: Это через переворот-то мир сделается лучше?

О: Сам Христос учинил переворот. Мы имеем верное ручательство.

В: Мятежи и смуты умышляете?

О: Докажи. Нету таких доказательств.

В: Сколько же вас, «французских пророков», в этих краях?

О: Человек сорок — пятьдесят. В Болтоне, откуда я родом, тоже имеются. И в Лондоне горстка.

В: Всего-то и войска?

О: По капельке море, по зёрнышку ворох. За Христом вначале шло меньше.

В: Не оттого ли и воздерживаетесь вы произвести возмущение, что не имеете довольно сил одержать верх, а будь вас больше, вы бы подлинно встали мятежом?

О: Нет, господин законник, меня лукавыми «если бы да кабы» в силки не заманишь. В мирских делах мы мирских законов не преступаем и никаких сокрушений людям не причиняем, разве что их совести. Правду говоришь, мы умышляем мятеж — против греха: против греха обнажим мы меч. А это деяние душеспасительное, ни одним законом не запрещённое. Но и когда силы наши умножатся, мирскому бунту не бывать, ибо все увидят, что мы живём во Христе, и придут к нам своей волей. И станет на земле мир и в человеках благоволение[154].

В: Закон велит повиноваться господствующей церкви и её пастырям, так или нет?

О: Так. Но ведь и Римская церковь некогда имела у нас господство.

В: Господствующая протестантская церковь нашего королевства столь же порочна и растленна, как и Римская? Вы это разумеете?

О: Я разумею, что всякая церковь есть собрание людей. Всякий человек есть плоть, а