В: Вы расслышали, о чём они беседовали?
О: Куда там. Дверь толстая, а они всё вполголоса да вполголоса.
В: Кто же из них говорил больше?
О: Джентльмен, сэр.
В: И что вам удалось разобрать?
О: Он ей наказывал, чтобы она потрафляла новой хозяйке, сэр.
В: А, выходит, что-то всё же было слышно! Ну-ка, рассказывай, что там происходило.
О: Как Бог свят, сэр. Уж мы и так и этак — ничего не слыхать.
В: С чего бы ему читать ей такие наставления среди ночи?
О: Ума не приложу, сэр.
В: Повторяю прежний вопрос: не явилось ли у вас подозрения, что это никакая не горничная?
О: Мне только то было удивительно, что беседа их больно затянулась.
В: Откуда вам известно, сколько они беседовали? Вы только что уверяли, будто замешкались у дверей всего на минуту.
О: Истинная правда, сэр. Но наша с Бетти комната по соседству с её покоем. И вот спустя полчаса — мы ещё уснуть не успели — возвращается. Слышим — проскользнула к себе и дверь на защёлку.
В: Не пришло ли вам на мысль, что девица, возможно, предназначалась для угождения не новой хозяйке из Бидефорда, но молодому джентльмену?
О: Стыдно вымолвить, сэр.
В: Полно, Доркас, тебе уже восемнадцатый год. Чтобы у такой бойкой да пригожей девицы не было воздыхателя — ни за что не поверю. Их, поди, уже с десяток имеется?
О: Ваша правда, сэр, есть один. Я его прочу себе в мужья.
В: Так пристало ли тебе корчить стыдливую невинницу? Не обнаружилось ли позже указаний на то, что они имели плотское соитие?
О: «Соитие» — это я не знаю, что такое.
В: Что они спали в одной постели.
О: Что вы, сэр, в постели и вовсе никто не спал.
В: Никто не спал? Верно ли?
О: Да, сэр. Ложиться ложились, но покрывало не скидывали.
В: Не входил ли кто ночью в покой к девице?
О: Нет, сэр.
В: И не выходил?
О: Нет, сэр.
В: Не слышали вы там шума или голосов?
О: Нет, сэр. Мы спим крепко, и Бетти тоже.
В: Можно ли было почесть её за беспутницу, блудодейку, продажную девку?
О: Нет, сэр.
В: Не заводила ли она часом речь, что для девицы столь приятной наружности, как ты, можно сыскать в Лондоне местечко более благодатное и доходное?
О: Нет, сэр.
В: Не рассказывала ли горестных историй о своей несчастной любви?
О: И об этом разговора не было, сэр.
В: Была она довольна своей участью или скорбела о ней?
О: Не знаю, сэр. Я чаю, на прежнем месте ей жилось лучше и она не рада, что заехала в такую даль с чужими людьми.
В: Так и сказала?
О: Так сказали её глаза, сэр.
В: Она не улыбалась?
О: Раз или два, сэр. А потом и того пуще.
В: Как пуще? Сделалась игрива и резва?
О: Нет, сэр. Не умею объяснить.
В: Смелее, милая, я тебя не съем.
О: Как они уехали, нашли мы у неё на подушке платочек с цветочным узором, будто нарочно оставленный, чтобы нам сделать удовольствие.
В: Где теперь этот платок?
О: Матушка велела спалить, сэр. Тогда только и разговоров было что про убийство, про Фиалочника, и она побоялась: как бы беду не накликать.
В: Из дорогой материи платочек?
О: Да, сэр, материя прочная, вроде индийского хлопка. А по ней — цветы да заморские пичужки.
В: Обыкновенной горничной подобная вещица верно не по карману?
О: Приезжал на прошлую ярмарку коробейник из Тивертона, так он такие привозил. Сказывал, такую материю нынче ткут в Лондоне. Меньше чем за три шиллинга нипочём не отдавал. Ткань, говорит, хоть и не из Индии, но индийской не уступит. И король её носить не запрещает.
В: Не спрашивали вы наутро, отчего горничная так долго оставалась в покоях молодого джентльмена?
О: Нет, сэр. Кроме прощания, у нас других разговоров не было. Недосужно: день праздничный, работы — втроём не управиться.
В: Я слышал, Доркас, этот самый Фартинг приставал к тебе с бесстыдными домогательствами?
О: Приставал, сэр, да я слушать не стала. Не на такую напал.
В: Он отозвал вас в сторонку?
О: После ужина мне понадобилось в кладовую. Он за мной. Хочет меня обнять, а я гоню его прочь. Тогда он стал зазывать в покойчик над конюшней, где ему было постелено, и посулил шиллинг.
В: Он пришёлся вам не по сердцу?
О: Сдался мне этот пьяница! И лгун к тому же. Я сразу смекнула, что лгун.
В: Из чего вы это заключили?
О: Стал он за ужином рассказывать про того, другого, Дика, и уж какими только поносными словами его не обзывал. Он-де сущий скот, будь-де его воля, он бы нам обиду сделал. А на поверку вышло, сам такой, если не хуже. Видит, что я на его шиллинг не польстилась, — я, говорит, сам приду нынче к вам в почивальню — вас охранять. Охранять! Так я и поверила.
В: Однако ночью он к вам не пришёл?
О: Нет, сэр, не пришёл. И жаль, что не пришёл: уж Бетти наша его бы приголубила дубинкой по маковке.
В: Я слышал, он отъехал ещё до света. Не сказывал ли он вам об этом намерении?
О: Нет, сэр, ни словечка.
В: Вижу, Доркас, девушка ты честная. Исправна ли ты в рассуждении церкви?
О: Так, сэр.
В: Держись тех же правил и впредь. Вот тебе шиллинг, которого лишило тебя твоё добронравие.
