«Понятно: одни отвлекали внимание и калечили коней, другие должны были увести телеги с дороги. Только как они по лесу-то ехать собирались, или думали самых маленьких на руках унести? Значит, было — куда, но не на хутор же? И напавших что-то многовато — не могло же столько из острога сбежать? Или подмогу привели?»

Мишка останавливался у каждой повозки, перекидывался несколькими словами с возницей, велел дать детям напиться, сообщал, что ехать осталось уже недалеко, и двигался дальше. У четвертой телеги пришлось наорать на разгильдяя, забывшего перезарядить самострел, у шестой — приказать зарезать тяжело раненного коня. Убитых или серьезно раненных среди отроков, слава богу, не обнаружилось. Предпоследняя телега стояла поперек дороги, лошадь почти уперлась мордой в кусты. На обочине лежал убитый острожанин — болт торчал прямо из переносицы, — рядом с трупом стояла на коленях девчонка лет десяти и, закусив зубами пальцы обеих рук, тоненько выла на одной ноте, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. Рядом с ней, опустив самострел, с потерянным видом топтался возница — отрок Константин из десятка Демьяна. Узнав в подъехавшем всаднике Мишку, Константин ткнул самострелом в сторону убитого и пояснил оправдывающимся тоном:

— Отец ее. Выскочил из кустов, схватил под уздцы и к лесу поволок… ну я и стрельнул… кто ж знал?

«Угу. Люди пришли спасать своих детей, а мы их перебили. Слава доблестной ратнинской сотне и ее молодой смене — Младшей страже. Ура, товарищи! Просто Буденновск какой-то — бандитизм, захват заложников, убийства… И вы во всем этом принимаете самое непосредственное участие, сэр Майкл! На стороне преступников, между прочим. Более того, будете заниматься подобными вещами и в дальнейшем — средневековая рутина… чтоб оно все провалилось! А средневековая ли, сэр Майкл? Или вот такие же подростки ТАМ не забивают насмерть стариков в темных подворотнях? Или не в вашей депутатской приемной рыдали матери четырех школьников, обкурившихся какой-то дури и смахнувших угнанным грузовиком сразу нескольких прохожих с тротуара? И не вы ли час назад рассуждали о том, что именно так хищники натаскивают молодняк? А для понимания того, что ратнинская сотня — существо отнюдь не травоядное, не нужно быть ни Дарвином, ни Бремом, ни Кювье. Вот и прекратите комплексовать, сэр, сами радовались, что вселились во внука сотника, а не в сына обозника или вообще холопа!»

Разозлившись сам на себя (прямо как дед), Мишка рявкнул командным голосом:

— Сопли подобрать! Самострел зарядить! Телегу — на дорогу, девчонку в телегу!

— Слушаюсь, господин старшина! — Константин, за всеми событиями, похоже, забыл о Мишкином разжаловании. — Только она не дается… а бить… не могу. Отец же…

— Ну… — Мишка поколебался — тащить девчонку в телегу самому не хотелось. — Ратников попроси помочь, если самому не справиться.

— Ой, не до нас им! Там такое… на них собак натравили, те коней порвали…

«Ага, значит, не показалось! Ладно, хоть одной непоняткой меньше — подмога острожанам все-таки пришла, по-видимому, охотники, иначе откуда же собаки?»

— Погоди, с тобой же еще двое должны быть! — спохватился Мишка. — Они-то где?

— Так я ж и говорю: собаки… кони понесли.

— Тогда от передней телеги ребят позови, там спокойно. А сзади-то что?

— Там плохо. — Константин безнадежно махнул рукой. — Телега опрокинулась, детишки побились, а Матвей занят…

— Едрит твою… ладно, разбирайся тут, а я — туда.

Телеги на рысях растянулись — задние здорово отстали, факелы в полной темноте слепили и мешали смотреть, поэтому Мишка разглядел происходящее, только подъехав вплотную. Телега лежала на боку, из-под нее торчали чьи-то ноги в полотняных портках и поршнях, а рядом громоздилась туша коня с разорванным горлом, под которой натекла уже целая лужа крови. Дети сидели на земле, сгрудившись вокруг женщины, а та согнулась и закрывала голову окровавленными руками. Над ними, широко расставив ноги, нависал ратник из десятка Тихона с обнаженным мечом в руках. Рядом на дороге сидел без шлема отрок Пантелеймон, а Климентий перевязывал ему окровавленный подбородок.

Женщина пошевелилась, ратник тут же пнул ее ногой и угрожающе прикрикнул:

— Только дернись, гнида, второе ухо отсеку… вместе с башкой.

Женщина пригнулась еще ниже. Мишка спешился и придержал за плечи Пантелеймона.

— Что тут у вас приключилось-то?

— А-а… шли на рысях, вдруг какой-то дурень из кустов прыг — и прямо под копыта. Телега на него с разгону наехала и опрокинулась, и тут прямо на нее конь налетел, а на горле собака висит — зубами вцепилась… Конь через телегу перекувырнулся, дядька Тарас, — Клим качнул головой в сторону ратника, — упал… я думал, что и собака убилась, а она туда, к передней телеге, кинулась. Я стрельнул, да разве попадешь? Пантелей из телеги выпал мордой вниз — губу нижнюю прокусил насквозь и оглушило… слушай, как губу перевязывать? У меня чего-то не выходит.

— Сверни кусок тряпки и сунь между зубами и губой… дай-ка я сам, держи его. — Мишка только сейчас разобрал, что руки плохо слушаются Клима — слегка подрагивают. — Дальше-то что было?

— Баба подхватилась — и в лес, мелкота — за ней, но в самую гущу кустов влезли, пока продирались, мы с Пахомом с другой стороны заехали и шуганули их обратно… двое, правда, куда-то делись — темно же, хоть глаз коли. Вот… а баба, ты не смотри, что квашня такая, у дядьки Тараса засапожник вытянуть исхитрилась, но он очнулся как раз, перехватил ее за руку и по уху засапожником… по шее хотел, наверное, да не вышло…

— Так… а где Пахом-то?

— А, незадолго до тебя урядник Василий с двумя отроками подъехал — вместе с Пахомом тех двух мальцов в лесу ищут…

— С ума сошли?! А если там кто-то из этих остался? Вырежут же в темноте!

— Да они с факелами…

Мишка не стал слушать и, заложив пальцы в рот, несколько раз высвистал сигнал «Назад». Дождавшись из леса ответного свиста, распорядился:

— Телегу поставить на колеса, этих погрузить… бабу связать. Пантелея тоже в телегу, а Пахома возницей.

— Слушаюсь, господин… э…

— Вот и слушайся!

От того места, где светили факелами ратники из десятка Тихона, донесся раздраженный голос Матвея:

— Да светите же! Ну не могу я здесь его вытаскивать, острога же зазубренная, на хутор везти надо!

Мишка ухватил зверя за повод и собрался идти пешком, но оторванная подметка скребанула по дороге, пришлось лезть в седло и снова запихивать драный сапог в стремя.

Первым же ратником, попавшимся навстречу Мишке, оказался сам десятник Тихон — без шлема, с прилипшими к потному лбу волосами, он, шипя сквозь зубы, шлепал рукавицей по каплям горящей смолы, упавшим с факела на кольчужный рукав.

— А-а, Михайла! Хорошо, что ты подъехал, у меня только два коня на ногах осталось, с-сучье вымя, собак натравили, рогатинами истыкали… но и мы их в капусту, только и успели, что Саньке острогу в ногу засадить вон Матвей твой лечит… ничего, соображает. Ты вот что, старшина, — Тихон, видимо, тоже забыл о разжаловании, — давай-ка ссаживай свих сопляков, мне десяток в седлах держать надо, а вы и пешими дойдете.

Тихон всмотрелся в Мишкино лицо и, неправильно истолковав его реакцию на последние слова, спросил:

— Или у вас тоже коней побили? Вы там хоть живые остались?

— Отбились… десяток Игната помог.

— Угу. — Тихон кивнул. — Как и было договорено.

— Договорено?! — Мишка склонился с седла и уставился в глаза Тихону. — Так ты знал и не предупредил?!