тут же захлопнул дверь.
Отроки дружно дернули самострелами в сторону движения, но стрелять было не в кого.
— Подоприте чем-нибудь дверь, — просипел Анисим, — потом… — Наставник умолк и только махнул рукой, видимо, голос у него сел окончательно.
Согласившись на предложение Анисима «посмотреть, где тут что», Мишка сам поставил себя в совершенно дурацкое положение. Его место как старшины Младшей стражи было конечно же не здесь, а там — у ворот, рядом с Алексеем, но повернуть сейчас назад означало повторить ситуацию, которая вчера сложилась на хуторе — вся Младшая стража у ворот, и только пятый десяток (теперь уже в половинном составе) отдельно ото всех находится в глубине поселения.
Пока Мишка размышлял, как поступить, их группа продвинулась уже почти до конца проулка. Подперли, по указанию Анисима, еще одну дверь, из-за которой доносились звуки какой-то подозрительной возни, бесполезно стрельнули вслед мальчишке, шустро перебравшемуся с крыши дома на тын и спрыгнувшему наружу, и остановились возле дома, из которого доносился голос заходящегося в плаче младенца. Трое отроков осторожно, по всем правилам проникли внутрь и тут же вернулись, сообщив, что никого, кроме ребенка в люльке, там нет.
Этим-то поводом и решил воспользоваться Мишка. Невнятно пробормотав: «Пропадет же дите…» — он спешился, заскочил в дом и, сняв люльку с крюка, вынес ее на улицу.
— Варлам! Остаешься с наставником Анисимом, а я пойду мать поищу.
— Слушаюсь, господин старшина!
Чувствуя спиной недоуменные взгляды (вечно старшина чего-то выдумывает), Мишка, держа люльку с младенцем одной рукой, взял Зверя за повод и пошагал назад к воротам. Выйдя из проулка, он огляделся и сразу же прилип взглядом к лежащему на подстеленном войлоке отроку Ефиму. Доспех с того был снят, рубаха задрана до шеи, и Матвей с напряженным лицом ощупывал ребра Ефима с правой стороны. Рядом, на краешке того же войлока, сидел отрок Евлампий, держа на коленях уже уложенную в лубки левую руку.
Мишка уже открыл рот, чтобы дать команду найти где-нибудь место для раненых, но тут снова подал голос младенец, притихший было, когда его взяли на руки. Мишка обернулся к тесно сидящим на земле под охраной отроков женщинам и громко спросил:
— Чей ребенок?! Кто ребенка в доме оставил?!
К его удивлению, никто не отозвался, даже голову в его сторону повернули немногие, большинство же женщин сидели неподвижно, уставившись глазами в землю или прямо перед собой.
— Чей ребенок?! — еще громче повторил Мишка. Такого, чтобы мать не узнала своего малыша, просто не могло быть.
Не задавая больше вопросов, Мишка сунул люльку ближайшей бабе, еще раз удивившись тому, что женщина даже не сразу отреагировала, и вздрогнул от злого окрика Алексея:
— Михайла! Тебе что, заняться нечем?!
Ответить или еще как-то отреагировать Мишка не успел — где-то сзади раздался треск ломающегося дерева, истошный вопль и звук падения тела на землю.
Почти одновременно прозвучали два крика: Демьяна — «Ленька!!!» и Алексея — «Черт… я же велел: осторожно!».
Отрок Леонид лежал на земле под ступеньками лестницы, ведущей на наблюдательную вышку. На высоте примерно двух человеческих ростов в лестнице зияла прореха от сломанной перекладины.
Словно услышав Мишкины мысли, отрок Леонид пошевелился и взвыл:
— Ой, нога, нога!!!
Матвей, оставив Ефима, бросился к Леониду, а Алексей, обернувшись к Мишке, заорал все тем же злым голосом:
— Михайла! Ты старшина или девка? Мне что тут, разорваться? Выстави дозор, возьми трех баб, пусть в доме с детьми посидят, а то писку от них… командуй давай, не спи!
Упрек был вполне заслуженным, и Мишка деятельно засуетился.
— Урядник Василий!
— Здесь, господин старшина!
— Двоих на крышу вон того дома, да поаккуратнее, чтоб не свалились. Пятерку — в дозор на дорогу, пусть трое доедут до поворота, а двоих поставят так, чтобы их с крыши видно было. И еще… подойди- ка.
Роська подъехал вплотную к старшине и, вопросительно изломив бровь, склонился с седла.
— Если попадутся беглецы, — негромко сказал Мишка, — не гоняйтесь за ними, пусть донесут до Журавля весть, что нас всего лишь полсотни. Но и просто так вслед не пяльтесь, а то, не дай бог, догадаются, стрельните в них, чтобы болт рядом пролетел, по веткам или кустам прошел — шуму много, толку мало. Понял?
— Понял… а если… — Роська замялся, сам, видимо, плохо представляя, что такого особенного может случиться.
— Рось, ну какое может быть «если»? Ты что, думаешь, беглецы на вас напасть осмелятся?
— Нет… но все-таки…
— Не валяй дурака! Отрокам все как следует разъясни и отправляй.
— Слушаюсь, господин старшина!
На Мишкин приказ: «Ты, ты и ты, встать!» — отреагировала только одна женщина — та, которой Мишка всучил люльку с младенцем, остальных пришлось поднимать за шиворот. Отправив их в дом, в который загнали всех детей, Мишка подошел к Матвею.
— Моть, что тут?
— У этого рука и по морде ведром получил, у этого ребра, вроде бы два — на нем куча народу ногами потопталась, у этого нога и вообще зашибся. — Матвей, не глядя на Мишку, потыкал указательным пальцем в раненых.
— А чего они тут лежат? В дом бы отнести…
— Алексей не разрешил! — По голосу Матвея чувствовалось, что ему сейчас не до разговоров. — Говорит, что дома сначала проверить надо. Слушай, Минь, дай еще пару человек в помощь, мне же еще полоняников раненых смотреть надо.
— Сейчас, Моть, отроки освободятся, я тебе кого-нибудь пришлю.
Отроки, охранявшие сидящих на земле женщин, действительно должны были освободиться — для полонянок очистили от всякого хлама какое-то несуразное, покосившееся строение непонятного назначения, но достаточно просторное, чтобы туда поместились все. Женщин, кого окриком, кого пинками, подняли с земли и погнали к распахнутым дверям. Матвей, оторвавшись от раненых, внимательно смотрел на проходящих мимо него баб и девок, время от времени указывая на кого-нибудь из них пальцем:
— Эту оставить, эту оставить… оставить, я сказал! Не видите: голова в кровище?!
На земле осталось лежать несколько женских тел, и Мишке даже не хотелось выяснять: убиты они