— Еще бы! Скажите еще, что у лягушки водопроницаемая задница!

Дэни прыснула.

С проворством, не сочетающимся с сединой во всклокоченной шевелюре, Фландерс забрался на водительское сиденье и объездными путями двинулся прочь от аэропорта. Сколько бы поворотов и перекрестков ни появлялось впереди, он ни разу не взглянул ни на карту, ни на дорожные указатели.

— Наша информация помогла? — спросил Шон у Гельмана.

— Насчет мест в отеле и остальных заказов все верно, — ответил тот.

— А визуальное подтверждение?

Гельман снял очки, протер их о рукав вельветовой куртки и снова водрузил на нос.

— Кассандра велела мне следить за ними издали, — сообщил он.

— С какого расстояния? — уточнил Шон. Улыбка превратила печальное лицо Гельмана в проказливое.

— Вчера вечером я сидел рядом со столиком джентльмена с Сицилии и его спутника-француза, — доложил он. — Опознал обоих.

Шон удовлетворенно крякнул.

— Они просидели весь вечер, попивая дорогой бренди и хвастаясь тем, как им везет с деньгами и женщинами, — добавил Гельман.

— Не говорили ничего полезного? — спросил Шон.

— Они беседовали по-французски, на единственном языке, который знают оба, и потому были вполне откровенны, но я не услышал ничего нового.

— Вы говорите по-французски? — вмешалась Дэни.

— Он знает десять языков, — сообщил Шон.

— А вместе с диалектом басков и финским — двенадцать, — поправил Гельман, — но какая разница?

— А я считал вас всего-навсего чересчур ученым мексиканцем, — заметил Фландерс.

— А я вас — еще одним тупым техасцем, — парировал Гельман.

Фландерс выпалил что-то пулеметной скороговоркой по-испански. Гельман живо ответил не менее продолжительной очередью. Оба рассмеялись.

— Похоже, они столковались на тринадцатом языке, — сухо заметил Шон.

— На каком? — спросила Дэни.

— На ломаном английском американцев испанского происхождения.

— Ты думаешь? Насколько мне известно, настоящие ругательства есть только в английском да в нескольких туманных диалектах.

— Если хотите, я могу стать вашим учителем, — предложил Гельман, оборачиваясь.

— Я сам позабочусь об образовании Дэни, — прервал его Шон.

Взглянув на него, Гельман молча отвернулся.

— Что слышно о Павловой и Касатонове? — продолжал расспросы Шон.

— Они остановились в отеле «Четыре времени года», в самом большом из люксов, — сообщил Гельман.

— У нас есть шанс подобраться к ним поближе?

— У Билла сохранились старые связи с местной охраной, — откликнулся Гельман.

— Эти двое ведут себя тихо, как мышки, — вступил в разговор Фландерс, — если не считать следов крови на постельном белье.

— Чьей крови?

— Повязок я не заметил, — объяснил Фландерс. — Похоже, кто-то из них порезался и вытер кровь о простыню.

— Для некоторых, — негромко вмешалась Дэни, — секс — кровопролитное развлечение.

Шон исподволь бросил в сторону Дэни быстрый взгляд.

— Зная этих двоих, — отозвался он, — я ничему не удивлюсь.

— А в остальном, — закончил Фландерс, — они провели в номере две ночи и подкрепились тремя бутылками «столичной».

Фландерс взглянул на Шона в зеркало заднего обзора.

— Так пить способен не каждый, сынок, — добавил он. — Поверь слову знатока.

— Значит, и с вами такое было? — негромко спросил Шон.

— Само собой, — беспечно отозвался Фландерс. — В доказательство могу показать шрамы.

— Катины шрамы видны только в глазах, — вмешалась Дэни.

— И потому она ослепляет себя водкой, — подытожил Фландерс. — Еще бы!

Шон занялся биноклем, настраивая резкость. Отрегулировав видимость, он устремился взглядом вдаль.

— Не была ли Катя подозрительно встревожена вчера и сегодня? — спросил Шон.

— Не замечал, — откликнулся Гельман, — но за русскими я наблюдал издалека. А в чем дело?

— Вчера ночью мы с Дэни дали им жару — или по крайней мере попытались, — объяснил Шон. — Я надеялся на мгновенные результаты.

— Нет, я не заметил ничего такого, — покачал головой Гельман. — А вы, Билл?

— О ваших русских я понятия не имею, — заявил Фландерс, — и помочь ничем не могу, но…

Шон подождал, пока Фландерс проведет фургон между двумя грузовиками. Он вел машину с небрежностью человека, у которого куча друзей в дорожной инспекции.

— …один парень из тона «Земля и небо» сегодня должен был встретиться со мной рано утром, — продолжал Фландерс, — и так и не появился.

— Один из приближенных Тони Ли? — догадался Шон.

Фландерс кивнул.

— В этом округе он ведает торговлей марихуаной, — сообщил Фландерс, — но не прочь занять пост повыше. Рассудив, что это ему поможет, он стал снабжать меня информацией.

— А вообще он надежный человек? — спросил Шон.

— Сегодня он подвел меня первый раз. Возможно, его ударило сразу пятью молниями, о которых они вечно болтают.

— Такое бывает, — заметил Шон.

— Притом слишком часто, особенно на мексиканской границе, где я вырос.

— Там тоже есть тон? — спросила Дэни.

— Неподалеку от нас, по другую сторону границы, есть мексиканский город, в котором располагается самый крупный храм тона к югу от Сан-Франциско, — пояснил Фландерс. — По правде говоря…

— А что подсказывает вам чутье? — прервал Шон. Фландерс метнул в Шона быстрый взгляд в зеркало заднего вида.

— Чутье?

— Без него вы были бы уже давно мертвы.

— Но немногие это ценят. Большинство попадается по-глупому.

— Только не я, — заявил Шон. Фландерс улыбнулся:

— Вчера на пристани в заливе Эллиота в контейнере были обнаружены целые залежи наркотиков.

— Их обнаружили случайно или полицию кто-то навел? — допытывался Шон.

— Нет, какие уж тут случайности, — хмыкнул Фландерс. — Одному парню из отдела по борьбе с наркотиками в Сиэтле кто-то настучал о героине, спрятанном в тайнике, в контейнере, прибывшем из Бангкока.

— Ну и что в этом странного? — удивилась Дэни.

— На первый взгляд — ничего, — отозвался Фландерс. — Таможенники и полицейские распатронили контейнер, едва он коснулся причала.

— Целый контейнер героина? — воскликнула потрясенная Дэни.

— Нет, всего двадцать килограммов белого порошка. Об этом уже раструбили все газеты и шестичасовые выпуски новостей, — продолжал Фландерс. — Как же триумф в непрекращающейся международной борьбе с наркотиками!