буквальном понимании. Затем открылась гораздо более высокая вакансия в Дурацкой Гильдии — и мистер Клит не свалял дурака. И наконец — должность секретаря Музыкантов.

Согласно правилам, секретарем Гильдии может быть только музыкант, так что он приобрел расческу и папиросную бумагу. До сих пор Гильдия управлялась настоящими музыкантами, поэтому списки членов никто никогда не разворачивал, никто не платил взносы в срок, организация была должна несколько тысяч долларов под грабительские проценты троллю Хризопразу, а ведь у него даже слуха не было.

Когда мистер Клит в первый раз раскрыл неопрятный гроссбух и увидел царящий в нем бардак, его охватило глубокое и прекрасное чувство. С этого момента он уже не оглядывался по сторонам. Он проводил массу времени, глядя вниз. Хотя у Гильдии были совет и президент, у нее так же был и мистер Клит, который вел протоколы, следил за тем, чтобы дела шли без сучка, без задоринки и тихо улыбался сам себе. Странный, но достоверный факт — стоит людям свергнуть тирана и начать править самостоятельно — тотчас же, как гриб после дождя, возникает мистер Клит.

— Хат. Хат. Хат. — Возможность вызвать у мистера Клита смех стояла в обратной зависимости от реально содержащегося в ситуации юмора.

— Но это же бессмысллица!

— Добро пожаловать в таинственный мир гильдийской экономики, — сказал мистер Клит. — Хат. Хат. Хат.

— А еслли мы будем играть, не явлляясь члленами Гилльдии, что тогда? — спросил Имп. — Вы конфискуете наши инструменты?

— Для начала, — ответил президент, — а затем мы некоторым образом вернем их вам. (Хат. Хат. Хат) Между прочим… Вы, случайно, не эльф?

— Семьдесят пять долларов — это грабеж, — заявил Имп, когда они брели по вечерним улицам.

— Больше, чем грабеж, — сказал Глод. — Я слышал, что Гильдия Воров берет только проценты.

— И ты получаешь членство в Гильдии и что угодно, — пророкотал Лайас. — Даже пенсию. И каждый год поездка в Квирм на пикник.

— Музыка доллжна быть свободной! — сказал Имп.

— Что будем делать сейчас? — спросил Лайас.

— У кого сколько? — спросил Глод.

— У меня доллар, — сказал Лайас.

— У меня несколько пенсов, — сказал Имп.

— Значит, сейчас мы отправимся перекусить, — сказал Глод. — Вот сюда.

Он показал на вывеску.

— Кормовая Нора Гимлета? — спросил Лайас. — Гномье имя. Сквермишель с помоями?

— Теперь он готовит и для троллей, — ответил Глод. — Решил отбросить этнические предрассудки, чтобы побольше зарабатывать. Пять видов угля, семь видов кокса с пеплом и осадочные породы, от которых у тебя слюнки потекут. Ну что, нравится?

— А гномий хллеб? — спросил Имп.

— Тебе нравится гномий хлеб? — спросил Глод.

— Я очень ллюбллю его, — сказал Имп.

— Что, настоящий гномий хлеб? — уточнил Глод. — Ты уверен?

— Да. Он хрустящий и очень вкусный, воистину!

Глод пожал плечами:

— Это доказывает, что ты не врал, — сказал он. — Тот, кто любит гномий хлеб, не может быть эльфом.

В забегаловке было почти пусто. Гном, до подмышек скрытый фартуком, смотрел на них поверх стойки.

— У вас подают хрустящую крысу? — спросил Глод.

— Лучшая клятая крыса-фри в городе, — ответил Гимлет.

— Тогда мне четыре хрустящих крысы.

— И гномий хлеб, — сказал Имп.

— И кокс, — добавил Лайас.

— Крысиные головы или крысиные ноги?

— Нет. Четыре хрустящих крысы.

— И кокс.

— Крыс подать с кетчупом?

— Нет.

— Ты уверен?

— Никакого кетчупа.

— И кокс.

— Два крутых яйца, — сказал Имп.

Окружающие одарили его странными взглядами.

— А что такое? Я просто ллюбллю яйца вкрутую, — добавил он.

— И кокс.

— И два яйца вкрутую.

— И кокс.

— Семьдесят пять долларов, — сказал Глод, когда они уселись. — Сколько будет семьдесят пять долларов умножить на три?

— Много долларов, — сказал Лайас.

— Больше двух сотен долларов, — уточнил Имп.

— Думаю, мне не приходилось видеть две сотни долларов за раз, — сказал Глод. — Во всяком случае, наяву.

— Мы добудем деньги? — спросил Лайас.

— Мы не можем добывать деньги, играя музыку, — сказал Имп. — Это Закон Гилльдии. Еслли они поймают тебя, они отберут твой инструмент и засунут… — он запнулся. — В общем, еслли ты фллейтист, то это будет то еще удоволльствие, — припомнил он.

— Не думаю, что тромбонисту придется легче, — заметил Глод, посыпая крысу перцем.

— Я не могу вернуться домой, — сказал Имп. — Я сказалл им… В общем, я не могу. Да даже если бы я мог, мне бы пришллось вытесывать моноллиты, как мои братья. Все, что их интересует, это их каменные круги.

— А если я сейчас вернусь домой, — сообщил Лайас, — я буду дубасить друидов.

Оба украдкой чуть отодвинулись друг от друга.

— Тогда нам надо играть там, где Гильдия нас не найдет, — сказал Глод весело. — Надо найти какую- нибудь заточку…

— Заточка у меня есть, — заявил Лайас с гордостью. — Из напильника.

— Я имею в виду ночной клуб, — пояснил Глод.

— Ночью им некуда деться.

— Я уверен, — сказал Глод, оставляя эту тему, — что в городе полно заведений, которым не нравится платить по ценам Гильдии. Мы могли бы дать несколько разовых концертов и без труда заработать.

— Что, втроем? — спросил Имп.

— Конечно.

— Но мы играем гномью музыку, челловеческую музыку и троллью музыку. Вряд лли они совместимы. Я имею в виду, что гномы сллушают гномью музыку, ллюди сллушают челловеческую музыку и тролли сллушают троллью музыку. Что поллучится, еслли мы смешаем их? Нечто чудовищное.

— А что такое? Мы неплохо уживаемся, сказал Лайас, привстав чтобы добыть со стойки соль.

— Мы же музыканты, — сказал Глод. — А это совсем другое дело.

— А, да. Верно, — согласился Лайас.

Он сел.

Раздался треск.

Лайас встал.