— Я сыт по горло «Подпольной Материей», — заявил Джимбо. — Дурацкое название.

— Правда, страшно тощий, — сказал Подонок. Он похлопал себя по карманам.

— Ага, мне больше всего нравилось, когда мы были «Те, Кого», — сказал Простак.

— Мы же были «Теми, Кого» всего полчаса, [28] — напомнил Грохт. — Вчера. Между тем, как мы побыли «Кляксами» и стали «Свинцовым Баллоном», помнишь?

Подонок обнаружил десятипенсовик и повернул назад.

— Должно быть какое-нибудь хорошее название, — сказал Джимбо. — Могу поспорить, мы сразу поймем, что это самое оно, как только увидим.

— Точно. Мы остановимся на том названии, насчет которого мы не начнем спорить через десять минут после того, как его придумаем, — сказал Грохт. — Мы не сделаем карьеры, если люди не будут знать, кто мы есть.

— Мистер Достабль сказал, что это так и есть, — сообщил Джимбо.

— Это тебе, старик, — сказал Подонок, вернувшись на улицу.

— БЛАГОДАРЮ, — ответил благодарный Смерть.

Подонок догнал остальных, которые вернулись к обсуждению леопарда со слуховыми проблемами.

— Куда ты дел его, Подонок? — спросил Грохт.

— Ну, понимаешь, типа, в твоей спальне.

— Как убивают леопардов? — спросил Простак.

— Есть идея! — мрачно сказал Грохт. — Мы позволим ему подавиться насмерть Подонком.

Ворон изучил часы в холле с умудренным видом понимающего толк в добротной бутафории.

Как заметила Сьюзан, они были не столько маленькими, сколько пространственно искаженными; они выглядели небольшими, но в то же время как что-то огромное, видимое издалека, и в том и в другом случае мозг напоминал глазам, что они ошибаются.

Но сейчас ворон разглядывал их в упор. Они были сработаны из какого-то темного, почерневшего от времени дерева. Был у них и маятник, который медленно раскачивался.

Стрелок у часов не было.

— Впечатляюще, — признал ворон. — Лезвие косы на маятнике. Премилый штрих. Очень готично. Никто не смог бы подумать, глядя на эти часы, что…

— ПИСК!

— Ну хорошо, хорошо, я иду, — ворон перелетел на узорчатый дверной косяк. В орнаменте преобладали черепно-костяные мотивы.

— Великолепный вкус, — сказал он.

— ПИСК. ПИСК.

— Ну, водопровод может проложить кто угодно, я полагаю, — сказал ворон. — Любопытный факт. Знаешь ли ты, что уборная в действительности названа в честь сэра Чарльза Уборного? Немногие…

— ПИСК.

Смерть Крыс навалился на большую дверь, ведущую на кухню. Она со скрипом открылось, но что-то здесь было не так. У того, кто слышал его, возникало ощущение, что скрип специально введен в дверь кем- то, кто чувствовал, что двери вроде этой обязательно должны скрипеть.

Альберт мыл посуду в каменной раковине и таращился в пустоту.

— А, — воскликнул он, поворачиваясь, — это ты! А это что еще за хрень?

— Я ворон, — нервно сказал ворон. — Между прочим, одна из самых умных птиц. Некоторые люди склонны утверждать, будто это майна, но…

— ПИСК!

Ворон взъерошил перья.

— Я здесь в качестве переводчика, — сказал он.

— Он нашел его? — спросил Альберт.

Смерть Крыс разразился продолжительным писком.

— Искал повсюду. Ни следа, — перевел ворон.

— Значит, он не хочет, чтобы его нашли, — сказал Альберт, размазывая грязь по тарелке с узором из черепов. — Мне это не нравится.

— ПИСК.

— Крыса говорит, это еще не самое худшее, — сказал ворон. — Крыса говорит, что ты должен знать, что поделывает его внучка.

Крыса запищала, ворон заговорил.

Тарелка разбилась вдребезги о раковину.

— Я знал это! — заорал Альберт. — Спасать его! Очень глубокая мысль, ничего не скажешь! Так, ладно! Я отправлюсь сам и во всем разберусь. Хозяин думает, что ему удастся скрыться, так? Но не от Альберта! Вы двое, ждите здесь!

Плакаты уже украшали Псевдополис. Новости распространяются быстро, особенно когда за лошадей платит С.Р.Б.Н. Достабль…

«Привет, Псевдополис!»

Им пришлось вызвать Городскую Стражу. Им пришлось организовать живую цепочку с ведрами от реки. Асфальту пришлось встать на часах у комнаты Бадди с заточкой в руках. Из напильника.

Альберт, стоя перед зеркалом в своей спальне, яростно расчесывал волосы. Они были седыми. По крайней мере, в свое время они были седыми. Сейчас цветом они напоминали указательный палец курильщика.

— Это просто мой долг, вот что, — бормотал он. — Не понимаю, что бы он без меня делал? Может, он и способен помнить будущее, да только плохо у него это получается. О, конечно, он может позволить себе переживать по поводу вечных истин, но кто будет исправлять все что сказано и сделано?.. Простофиля, вот кто.

Он осмотрел себя в зеркале.

— Отлично! — сказал он.

Под кроватью скрывалась ветхая коробка из-под обуви. Крайне осторожно он вытащил ее оттуда и откинул крышку. Она была наполовину заполнена ватой; в вате, как яйцо редкой птицы, покоился жизнеизмеритель.

На стекле было выгравировано имя: Альберто Малих.

Песок внутри неподвижно застыл. В верхней колбе его было совсем немного.

Время здесь не двигалось.

Это было частью Договора. Он прислуживал Смерти, и его время стояло на месте, за исключением тех случаев, когда он выходил в Мир.

Вместе с часами здесь имелся и клочок бумаги. Число 91 была выведена в самом верху, однако ниже следовали другие цифры: 73— 68— 37— Девятнадцать!

Должно быть, он дурак. Он позволял своей жизни утекать по минутам и часам, и в последнее время — особенно много. Это все эти дела с водопроводом, конечно. И ходьба по магазинам. Хозяин не любил ходить по магазинам. Его сложновато обслужить. И еще Альберт брал несколько выходных, потому что было замечательно снова увидеть солнце, любое солнце, и ощутить ветер и дождь. И приличные овощи — здесь они никогда не получались. Никогда не вырастали вкусными.

Девятнадцать дней в Мире ему оставалось. Более чем достаточно.

Альберт опустил жизнеизмеритель в карман, накинул пальто и затопал вниз по ступеням.

— Ты! — он ткнул пальцем в Смерть Крыс. — Можешь взять его след? Что-то должно остаться. Сконцентрируйся.

— ПИСК.

— Что он сказал?

— Он говорит, все, что он может разобрать — это песок.

— Песок? — повторил Альберт. — Ладно. Неплохо для начала. Мы обыщем все пески.

— ПИСК?

— Где бы Хозяин не побывал, он должен оставить по себе воспоминания.

Клиф проснулся от какого-то шуршания. Силуэт Глода вырисовывался в лучах рассвета. Глод водил