старости. Все так неорганизованно! Во всем этом никакого смысла! Никакой справедливости! Я хочу сказать, этот мальчик…
— Какой мальчик?
К ее изумлению и ужасу она почувствовала, что краснеет.
— Просто один парень, — сказала она. — Он должен был чрезвычайно нелепо умереть, я собралась спасти его, и тут его спасла музыка, и теперь она ввергла его во все неприятности, какие только бывают, и я все равно его спасу, и не знаю, почему.
— Музыка? — переспросил Ридкулли. — А не играет ли он на чем-то вроде гитары?
— Да! А откуда вы знаете?
Ридкулли вздохнул.
— Если ты волшебник, у тебя инстинктивное чутье на такие вещи. — Он еще немного потыкал свой гамбургер. — И зачем-то салат-латук. И один очень, очень тонкий ломтик соленого огурца.
Он позволил верхней половине булочки упасть на место.
— Музыка живая, — сказала она.
Что-то, пытающееся в течение последних десяти минут достучаться до внимания Сьюзан, пустило в ход ноги.
— О, мой бог!.. — произнесла она.
— Которого из них ты имеешь в виду? — деликатно осведомился Ридкулли.
— Это же так просто! Она расставляет ловушки! Она изменяет людей! Они хотят играть музыку… Я должна идти, — заявила Сьюзан поспешно. — Эээ — большое спасибо за овсянку.
— Но ты ведь даже не попробовала ее, — заметил Ридкулли кротко.
— Да, но… но я очень хорошо ее рассмотрела.
Она исчезла. Через некоторое время Ридкулли наклонился вперед и поводил руками в том месте, где она только что сидела, просто на всякий случай. Затем он пошарил под мантией и извлек постер Свободного Фестиваля. Здоровенная хреновина с щупальцами — вот что было проблемой. Сконцентрируйте достаточно магии в одном месте, и ткань мироздания расползется на пятке, как декановы носки, которые, как мог заметить Ридкулли, последние несколько дней были чрезвычайно ярких расцветок.
Он помахал девушкам рукой.
— Благодарю вас, Молли, Долли и Полли, — сказал он. — Можете убрать все это.
— Йа — йа!
— Да-да, спасибо.
Ридкулли почувствовал себя очень одиноко. Он действительно наслаждался беседой с этой девушкой. Она оказалась единственным человеком, который не свихнулся и не был окончательно поглощен чем-то, чего он, Ридкулли, совершенно не понимал.
Он побрел было к себе в кабинет, но по дороге на него обрушился грохот, несущийся из комнат Декана. Дверь была приоткрыта.
Главные волшебники проживали в просторных апартаментах, включавших в себя кабинет, мастерскую и спальню. Декан склонился над горном в мастерской, с маской из закопченного стекла на лице и молотом в руке. Он был поглощен работой.
Искры разлетались во все стороны.
Вот это гораздо лучше, подумал Ридкулли. Может быть, это конец всему этому абсурду с Музыкой Рока и возвращение настоящей магии.
— Все в порядке, Декан? — спросил он.
Декан приподнял маску и кивнул.
— Почти закончил, Аркканцлер.
— Услышал еще с того конца коридора, как ты колошматишь, — сказал Ридкулли дружелюбно.
— А, работаю над карманами, — объяснил Декан.
Ридкулли тупо уставился на него. Известное количество довольно трудных заклинаний включали плавку и ковку, но карманы… — это было что-то новенькое.
Декан держал в руках лосины.
Строго говоря, это было не совсем то, что люди понимают под лосинами; ведущим волшебникам были свойственны особенные размеры — 120 сантиметров талия, 60 сантиметров ляжки — которые напоминали о ком-то, кто сидел на стене и нуждался в помощи королевской рати, чтобы собраться обратно. Они были темно-синие.
— Тебе приходится отковывать их? — спросил Ридкулли. — Миссис Панариция опять переборщила с крахмалом?
Он наклонился поближе.
— Ты что, заклепал их?
Декан просиял.
— Это кальсоны, — заявил он. — Не хуже, чем то что в них!
— Ты опять говоришь о Музыке Рока? — подозрительно осведомился Ридкулли.
— Я хочу сказать, что они оттяжные!
— Ну, пожалуй, в такую погоду это разумнее кожаной мантии, — согласился Ридкулли. — Но ты ведь не собираешься их носить, не так ли?
— Почему нет? — спросил Декан, сражаясь со своей мантией.
— Волшебники в лосинах? Только не в моем университете! Это не по-мужски! Люди обхохочутся, — сказал Ридкулли.
— Вы постоянно пытаетесь помешать мне делать то, что я хочу!
— Нет никакой необходимости говорить со мной в таком тоне.
— Ха, вы никогда не слушаете, что я говорю, и я не понимаю, почему бы мне не носить то, что мне нравится!
Ридкулли окинул комнату взглядом.
— Здесь ужасный бардак! — рявкнул он. — А ну-ка прибери здесь, немедленно!
— Ни за что!
— Тогда больше никакой тебе Музыки Рока, молодой человек!
Ридкулли с грохотом захлопнул за собой дверь. Он с грохотом распахнул ее и добавил:
— И я не давал тебе разрешения красить ее в черное!
Он с грохотом захлопнул дверь.
С грохотом распахнул.
— И вообще они тебе не идут!
Декан вылетел в коридор, размахивая молотком.
— Можете говорить, что угодно! — заорал он. — Но когда потомки будут придумывать для них название, они уж точно не назовут их аркканцлерскими!
Было восемь часов утра, тот час, когда пьяницы пытаются или забыть, кто они такие, или вспомнить, где они живут. Остальные обитатели «Барабана» скрючились над своей выпивкой вдоль стен и наблюдали за орангутангом, который играл в «Нашествие Варваров» и дико визжал каждый раз, когда проигрывал пенни.
Гибискусу очень хотелось закрыться. С другой стороны, все это напоминало открытие золотоносной жилы. Все, что ему надо было делать — это следить за тем, чтобы стаканы все время оставались наполненными.
— Ну как, начинаете забывать? — спросил он.
— КАЖЕТСЯ, Я ЗАБЫЛ ТОЛЬКО ОДНО.
— Что именно? Ха, как глупо спрашивать об этом, вы ведь забы…
— Я ЗАБЫЛ, КАК НАПИВАТЬСЯ.
Бармен посмотрел на шеренги и колонны стаканов. Здесь были винные бокалы. Здесь были бокалы для коктейлей. Здесь были кружки. Здесь были глиняные кружки, изображающие веселого пузатого человечка. Здесь было ведро.
— Мне кажется, вы на верном пути, — рискнул он.
Незнакомец, прихватив свой последний стакан, побрел к автомату «Нашествие Варваров».