огляделся по сторонам.

— Куда она делась?

У входа болталась пара троллей. Сьюзан проигнорировала их. Они проигнорировали ее.

В зале Прудер Стиббонс посмотрел по сторонам и осторожно открыл деревянный ящик. Натянутая внутри струна начала дрожать.

— Все это неправильно! — крикнул он в ухо Ридкулли. — Все это никак не согласуется с законами природы звука!

— Так, может, это никакие и не законы! — заорал в ответ Ридкулли. Слышно его было не более чем за шаг. — Может, это просто общие пожелания!

— Нет! У природы звука обязательно должны быть законы!

Ридкулли увидел, как Декан в величайшем возбуждении попытался вскарабкаться на сцену. Массивная нога Асфальта тяжело обрушилась ему на пальцы.

— А, отличный выстрел, скажу я вам! — отозвался Аркканцлер.

Покалывание в затылке заставило его оглянуться.

Несмотря на то, что Каверна была набита битком, в центре зала вдруг образовалось свободное пространство. И хотя люди были плотно спрессованы друг с другом, никто не пытался покусится на этот круг, как если бы его окружала стена. Центром круга являлась девушка, которую он видел в «Барабане». Она двигалась через зал, изящно придерживая юбку.

Ридкулли прищурился, сконцентрировался и шагнул вперед. Если вы сконцентрировались, вам все под силу. Кто угодно мог бы войти в этот круг, если бы его чувства подготовили его к тому, что круг перед ним. Внутри круга звук был слегка приглушен. Ридкулли похлопал девушку по плечу. Она испуганно обернулась.

— Добрый вечер, — сказал Ридкулли.

Он оглядел ее с головы до ног и продолжил:

— Я Маструм Ридкулли, Аркканцлер Незримого Университета. Не в силах понять, кто вы такая.

— Эээ… — девушку на секунду охватила паника. — Ну, формально… считается, что я смерть.

— Формально?

— Да. Я сейчас не при исполнении.

— Очень рад это слышать.

Пронзительный визг донесся от сцены. Это Асфальт швырнул Преподавателя Современного Руносложения в публику, которая разразилась аплодисментами.

— Не сказать, что я так уж часто виделся со Смертью, — заметил Ридкулли. — Но насколько я мог заметить, он, скорее… ну, это был он, для начала. И весьма худощавый…

— Он мой дед.

— А. А. Правда? Никогда не знал, что он мог… — Ридкулли запнулся. — Хорошо, прекрасно, подумать только! Ваш дед? А вы занялись семейным бизнесом?

— Заткнитесь, глупец, — сказала Сьюзан. — Не смейте говорить со мной покровительственным тоном. Видите его? — она указала на сцену, на которой запиливал Бадди. — Он очень скоро умрет… по глупости. И если вы ничем не можете помочь, убирайтесь!

Ридкулли уставился на сцену. Когда он повернулся, Сьюзан уже не было. Он напрягся и, как ему показалось, уловил какое-то движение чуть в стороне от того места, где она была. Но теперь, когда она знала, что он ее высматривает, у него не было ни малейшего шанса ее найти.

Асфальт вернулся в гримерку первым. Есть что-то очень печальное в пустых гримерках. Отчасти они напоминают выброшенные за негодностью старые трусы. Они были свидетелями активности, возбуждения, познали всю полноту страстей человеческих. И вот от всего этого не осталось ничего, кроме неотчетливого запашка.

Маленький тролль бросил сумку с камнями на пол и снес горлышки двум бутылкам пива.

Появился Клиф. Он дошел до середины комнаты и упал как подкошенный, обрушившись на доски пола всеми частями тела одновременно. Глод переступил через него и плюхнулся на бочку. Он посмотрел на пивные бутылки. Он снял шлем. Он наполнил его пивом. И упал лицом в шлем.

Вошел Бадди и уселся в углу, прислонившись к стене.

И наконец появился Достабль.

— Ну, что я могу сказать? Что я могу сказать? — вопросил он.

— Нас не спрашивай, — отозвался с пола Клиф. — Нам откуда знать?

— Это было великолепно! — сказал Достабль. — Что с гномом? Он топится?

Глод не глядя нащупал еще одну бутылку, отбил горлышко и вылил пиво себе на голову.

— Мистер Достабль, — сказал Клиф.

— Что?

— Мы хотим поговорить. Мы, типа. Группа. Если вы не возражаете.

Достабль посмотрел на всех музыкантов по очереди. Бадди рассматривал стену. Глод издавал булькающие звуки. Клиф не шевелясь лежал на полу.

— Ладно, — наконец сказал он. И жизнерадостно продолжил:

— Бадди! Бесплатное выступление… отличная идея. Я начну подготавливать его прямо сейчас, так что вы сможете дать его сразу же, как только вернетесь с гастролей. Именно! Что ж, мне надо…

Он повернулся к выходу и угодил в объятия Клифа, который неожиданно блокировал дверь.

— Гастроли? Какие еще гастроли?

Достабль немного отступил.

— О, всего несколько мест. Квирм, Псевдополис, Сто Лат… — он опять оглядел их всех. — Разве вы не хотите этого?

— Мы поговорим об этом позже, — сказал Клиф. Он вытолкнул Достабля в дверь и захлопнул ее.

Пиво капало с глодовой бороды.

— Гастроли? Еще три вот таких ночи?

— А что за проблема? — сказал Асфальт. — Отлично было! Все веселились. Вы лабали два часа! Я два часа выкидывал их со сцены! Я в жизни не чувствовал себя так… — он замолчал.

— Вот именно, — сказал Клиф. — Штука в том, что я шел на сцену и садился на свое место, даже не зная, что мы будем делать, в следующий момент Бадди заиграл на своей… на этой своей штуке, еще через секунду я заиграл бам Бам ча ча БАМ бам. Я даже не знал, что я играю. Оно возникало у меня в голове и сразу шло в руки.

— Точно, — сказал Глод. — Я тоже. Как будто я доставал из моего рога что-то такое, что я никогда в него не клал.

— И мы не играли, — заявил Клиф. — Мы жили игрой.

— Ты ведь сто лет в шоу-бизнесе, так? — спросил Глод Асфальта.

— Ага. Всюду бывал, всякого повидал. Всех их знаю.

— Видел когда-нибудь публику вроде этой?

— Видал, как они кидались цветами и улыбались. В Оперном…

— Ха! Цветами? Какая-то женщина бросила на сцену свои…свою одежду.

— Точно! Прямо мне на голову попала!

— Еще когда мисс Вава Вум исполняла свой Танец с Перьями в клубе Скунса на Пивоваренной, публика разнесла сцену как только она сбросила последнее перо.

— И что, это было похоже на сегодняшний раз?

— Нет, — согласился тролль. — Я хотел сказать, я никогда не видел публику такой… голодной, даже у мисс Вава Вум, а уж она заставила их пустить слюни, скажу я тебе! И конечно, никто не кидал на сцену белье. Обычно она сама кидала его в зал.

— Есть еще кое-что, — сказал Клиф. — Здесь в комнате четыре человека, а говорят только трое.

Бадди поднял голову.

— Только музыка важна, — пробормотал он.

— Это не музыка, — сказал Глод. — Музыка такого с людьми не делает. Она не заставляет их чувствовать себя так, как будто их через вальки пропустили. Я так вспотел, что могу теперь сменить жилетку в любой день, — он вытер нос. — И еще — я смотрел на всю эту публику и думал: их же здесь