— Ночь не была ненастной, — сказал Клиф.

— Должна быть! Ну… хорошо, но ведь чуть-чуть моросило? В общем, ночь обязана быть слегка необыкновенной. Да я готов поспорить, если мы сейчас туда отправимся, мы не найдем лавку на месте. И это все вам докажет. Все знают, что вещи, приобретенные в исчезающих на следующий день лавках, страшно мистические… Вещи Фортуны. Должно быть, Фортуна улыбнулась нам.

— Что-то сделала с нами, — сказал Клиф. — Надеюсь, улыбнулась.

— И мистер Достабль сказал, что найдет нам завтра действительно необыкновенное место, где играть.

— Это хорошо, — сказал Бадди. — Мы должны играть.

— Правильно, — сказал Глод. — Мы играем и это правильно. Это наша работа.

— Люди должны слушать нашу музыку.

— Конечно, — Клиф выглядел озадаченным. — Точно. Безусловно. Это то, что мы хотим. Ну и немного денег…

— Мистер Достабль поможет нам, — сказал Глод, слишком захваченный происходящим, чтобы заметить металл в голосе Бадди. — Он, должно быть, очень преуспевающий. У него контора на Площади Сатор. Только шикарные дельцы могут себе это позволить.

Начинался новый день.

Он едва успел начаться, прежде чем Ридкулли пронесся сквозь росистый Университетский сад и забарабанил в двери Факультета Магии Высоких Энергий. Как правило, он избегал этого места. Не потому, что он не понимал, чем занимаются здесь молодые волшебники — скорее потому, что этого, по его глубокому подозрению, не понимали и они. Им, казалось, страшно нравилось выказывать все меньшую и меньшую определенность относительно чего угодно и заявлять за обедом: «Эгей, мы только что ниспровергли Листокабакову Теорию Чудейной Безосновательности! Изумительно!». Как будто тут было чем гордиться, за исключением огромной невоспитанности. И они постоянно трепались о расщеплении чарума, элементарной частицы магии. Ридкулли не видел в этом никакого смысла. Ну, раскокаете вы все на кусочки. И что в этом хорошего? Вселенная и без ваших тычков и пинков весьма скверно устроена.

Дверь открылась.

— О, это вы, Аркканцлер.

Ридкулли пошире распахнул дверь.

— Доброе утро, Стиббонс. Рад видеть тебя на ногах в такую рань.

Прудер Стиббонс, самый молодой из преподавателей, поморгал на небо.

— Что, уже утро? — спросил он.

Ридкулли проследовал мимо него в здание ФМВЭ. Для волшебника-традиционалиста это была неизведанная земля. Здесь не увидишь черепов и оплывших свечей; это необыкновенное помещение напоминало лабораторию алхимика, которую после неизбежного взрыва переделали под кузнечный цех. А мантия Стиббонса? Сообразной длины, она при этом была застирана до зеленовато-серого цвета, испещрена множеством карманов и пуговиц и с капюшоном, отороченным клочками кроличьего меха. Ни единого драгоценного камня, блестки или мистического символа. Только расплывшиеся пятна туши.

— Ты не выходил в город в последнее время? — спросил Ридкулли.

— Нет, сэр. Ааа… это обязательно? Я очень занят со своим устройством «Увеличь Это». Вы знаете, я вам его показывал [23].

— Верно, верно, — сказал Ридкулли, озираясь вокруг. — Кто-нибудь еще работает здесь?

— Ну… Я, и Ужасный Тец, и Сказз и Большой Псих Дронго, я дума…

Ридкулли заморгал.

— Кто они такие? — спросил он, и тут же из глубин памяти всплыл страшный ответ. Только представители крайне необычного вида могли носить имена вроде этих.

— Студенты?

— Ааа… Да? — спросил Стиббонс, возвращаясь на землю. — Но ведь все правильно, разве нет? То есть я хочу сказать — это же Университет…

Ридкулли поскреб ухо. Парень прав, конечно. Поблизости постоянно околачивается несколько этих придурков, никуда от них не денешься. Лично он, как и остальные преподаватели, всеми способами избегал их — сворачивал с пути или шмыгал в дверь как только замечал их неподалеку. Известно, что Преподаватель Современного Руносложения запирался в платяном шкафу, только чтобы не вести занятия.

— Ты лучше собери их, — сказал он. — Дело в том, что я потерял наш преподавательский состав.

— А зачем, Аркканцлер? — вежливо спросил Стиббонс.

— Что?

— Простите…

Оба непонимающе уставились друг на друга. Их сознания ехали по узкой улице навстречу друг другу и каждое ожидало, что другое развернется первым.

— Преподаватели, — повторил Ридкулли, сдаваясь. — Декан и все прочие. Совершенно слетели с катушек. Всю ночь на ногах, бренчали на гитарах и так далее. Декан сшил себе кожаную куртку.

— Ну что ж, кожа весьма практичный и функциональный материал…

— Но не в том виде, в какой ее привел Декан, — сказал Ридкулли мрачно…

[…Декан отступил. Он позаимствовал манекен у миссис Панариции, домоуправительницы. Он внес некоторые изменения в проект, родившийся в его мозгу. Во-первых, в глубине души волшебники несклонны носить одеяния, не достающие как минимум до щиколоток, так что здесь будет очень много кожи. Хватит места для всех заклепок.

Для начала он вывел: ДЕКАН. Этим он едва-едва заполнил пространство. Чуть погодя он добавил: РОЖДЕННЫЙ ЧТОБЫ и опять остановился, поскольку не был до конца уверен, для чего он рожден. РОЖДЕННЫЙ ЧТОБЫ ХОРОШО ПИТАТЬСЯ не очень подходило. После ряда пикантных предположений он остановился на БЫТЬ ЖИРСТО, УМЕРЕТЬ МЫ ЛАДЫ. Он видел, что получилось не вполне грамотно. Он постепенно поворачивал материал, пока проделывал дырки под заклепки и в результате слегка утратил понимание, в каком направлении он двигался. Впрочем, не так важно, куда вы движетесь, важнее — как долго.

Это все, что по этому поводу имелось в музыке Рока.]

— А Преподаватель Современного Руносложения в своей комнате играл на барабанах, а все остальные — на гитарах, а то, что Казначей проделал с полами своей мантии вообще уму непостижимо, — сказал Ридкулли. — А Библиотекарь ползает вокруг кучи хлама и никто не слышит ни слова из того, что я говорю.

Он уставился на студентов. Это был встревоженный взгляд, и не только из-за их внешнего вида. Это были люди, которые просидели всю ночь взаперти за работой, в то время, когда эта проклятая музыка заставляла всех только тем и заниматься, что притоптывать ногами.

— Что вы все здесь делаете? — спросил он. — Вот ты… Как твое имя?

Студент-волшебник, проколотый, как бабочка, указующим перстом Ридкулли, испуганно скорчился.

— Эээ. Кхм. Большой Псих Дронго, — ответил он, теребя поля шляпы.

— Большой. Псих. Дронго. Вот такое у тебя имя, да? И его ты вышиваешь на кармашке своей жилетки?

— Кхм… Нет, Аркканцлер.

— Ты вышиваешь…

— Адриан Турнепсем, Аркканцлер.

— Так почему же тогда вы представились Большим Психом Дронго, мистер Турнепсем? — спросил Ридкулли.

— Он однажды выпил целую пинту пива с лимонадом, — объяснил Стиббонс, которому хватило такта выглядеть смущенным.

Ридкулли одарил его совершенно непонимающим взглядом. Ох, ну хорошо. Это их дело.

— Ну ладно, вы все, — сказал он. — Что вы скажете на это?

Он извлек из необъятных глубин своей мантии пивную кружку с крышкой и эмблемой «Залатанного Барабана», в которой лежал кусок проволоки, намотанный на подставку для пива.