Даже Пери (смысл слова был поэту, надо думать, ясен) он представлял как бы реальной женщиной, и писал иногда это слово с прописной буквы, как имя собственное, так, как это нередко делалось в прошлом веке.

Целый ряд имен назвали различные исследователи и мемуаристы в качестве прообраза «дальней северянки». Среди них: Г.А.Бениславская, З.Н.Райх, С.А. Толстая, Н.Д.Вольпин и др. Но все эти предположения носят умозрительный характер, и в дальнейшем этой теме, видимо, суждено стать столь же вечной, как спор о прообразе «смуглой леди» сонетов В.Шекспира.

Представляется, что все имена цикла — поэтическая условность и за ними практически не стоят реальные жизненные фигуры.

Такими же условными фигурами являются Гассан, чайханщик и меняла (кстати, это слово в одном из списков стихотворения Есенин тоже написал с прописной буквы, как имя собственное) и другие персонажи этих стихов.

Поэт любил этот цикл, дорожил им, неоднократно выступал с чтением входивших в него стихотворений. Рассказывая об одном из таких выступлений, В.Ф.Наседкин пишет: «Потом читал „Персидские мотивы“. Эти стихи произвели огромное впечатление» (Восп., 2, 304).

Характерные сведения о чтении Есениным этих стихов приводит А.К.Воронский в статье «Об отошедшем», открывавшей Собр. ст.: «В Баку за несколько месяцев до своей смерти <вероятнее всего, это было 17 или 18 апреля 1925 г.> на дружеской вечеринке Есенин читал персидские стихи. Среди других их слушал тюркский собиратель и исполнитель народных песен старик Джабар. У него было иссеченное морщинами-шрамами лицо, он пел таким высоким голосом, что прижимал к щеке ладонь левой руки, а песни его были древни, как горы Кавказа, фатальны и безотрадны своей восточной тоской и печалью. Он ни слова не знал по-русски. Он спокойно и бесстрастно смотрел на поэта и только шевелил в ритм стиха сухими губами. Когда Есенин окончил чтение, Джабар поднялся и сказал по-тюркски, как отец говорит сыну: „Я — старик. Тридцать пять лет я собираю и пою песни моего народа. Я поклоняюсь пророку, но больше пророка я поклоняюсь поэту: он открывает всегда новое, неведомое и недоступное пока многим. Я не понимаю, что ты читал нам, но я почувствовал и узнал, что ты большой, очень большой поэт. Прими от старика-поэта преклонение перед высоким даром твоим“» (Собр. ст., I, XIV–XV).

Однако далеко не все современники приняли эти стихи поэта. Известен ядовито-иронический отзыв Н.А.Клюева. Когда в один из последних дней своей жизни Есенин встретился с ним и читал ему свои последние стихи, в том числе, естественно, и «Персидские мотивы», Н.А.Клюев так отозвался о них: «Я думаю, Сереженька, что, если бы эти стихи собрать в одну книжечку, они стали бы настольным чтением для всех девушек и нежных юношей, живущих в России» (Восп., 2, 350).

Также неоднозначно оценивались эти стихи и в критике. А.К.Воронский отнес этот цикл к тем стихам Есенина, которые «получили широкое распространение и заучиваются наизусть» (Прож., 1925, № 5, 15 марта, с. 24). Из стихов, публиковавшихся в «Красной нови», выделил первые стихи цикла Д.А.Горбов (см. журн. «Книгоноша», М., 1925, № 14, 16 апреля, с. 5). Высоко оценил цикл В.А.Красильников: «Насыщенность восточными пейзажами, напевная музыкальность и четкая, чеканная форма пятистиший делают «Персидские мотивы» Есенина интереснейшей книгой. Персия с ее чайханами, чадрами, розами и любовной лирикой, как живая, вС.А. Т перед читателем, слыштся и ощущается» (журн. «Книгоноша», М., 1925, № 16/17, 1 сентября, с. 76). Наряду с этими появлялись и отклики совсем иного характера. Какой-то безымянный рецензент, например, писал: «Лирические стихи Есенина читать бы вообще не следовало, — ничего в них ни интересного, ни поучительного никогда не бывает. Содержание вечно одно и то же, мотив вечно один и тот же, и герои этих песен „девушка в белом“ и „собаки-почтальоны“ вечно одни и те же с „вечной любовью“… Писать его очень тянет, и он пишет персидскую любовную чепуху о черных глазах и о белых девушках, вечно на один и тот же мотив „Шаганэ ты моя, Шаганэ!“» (газ. «На вахте», М., 1925, 24 сентября, № 218). Рецензия вклеена в тетрадь, где Есенин собирал отзывы о своих книгах, и отмечена яркой карандашной пометой (ГЛМ).

«Улеглась моя былая рана…» (с. 248). — Газ. «Трудовой Батум», 1924, 10 декабря, № 280; Кр. новь., 1925, № 2, февраль, с. 138; Перс. мот.

В наб. экз. отсутствует. Печатается по Собр. ст. с исправлением в ст. 17 по автографу (РГАЛИ) и всем трем публикациям («Ну, а этой за движенья стана» вместо «Ну, а этой за движенье стана»).

Автограф — РГАЛИ, без подписи и даты, парный к автографу «Я спросил сегодня у менялы…», который был вторым в единой рукописи и под которым стоит подпись и дата, общая для обоих стихотворений, — 1924. На автографах также помета Г.А.Бениславской — «осень 1924 г.». В ГЛМ — список неустановленной рукой с правкой автора и И.В.Евдокимова (выполнены рукой его жены), также без даты. Там же парный к нему список «Я спросил сегодня у менялы…». Оба списка, вероятно, служили оригиналом для Собр. ст.

Судя по письмам к Г.А.Бениславской и А.А.Берзинь от 20, 21 и 29 октября, в которых Есенин сообщает об отправке первых стихотворений цикла и спрашивает мнение о них, это и следующее стихотворения были закончены в эти дни. В Собр. ст. датировано 1924 г. В.И.Болдовкин подтверждает, что Есенин читал это стихотворение в дни своего пребывания в Баку, в сентябре-октябре 1924 г. (см. газ. «Молодежный курьер», Рязань, 1991, 26 декабря, № 76; спец. вып. «Тропа к Есенину»).

Хороссан (Хоросан) — провинция на северо-востоке Персии (Ирана).

«Я спросил сегодня у менялы…» (с. 250). — Газ. «Трудовой Батум», 1924, 10 декабря, № 280; Кр. новь., 1925, № 2, февраль, с. 139; Перс. мот.

В наб. экз. отсутствует. В Собр. ст. напечатано в редакции, отличающейся от печатных источников, вырезки из которых могли были быть вложены в наб. экз. Так, например, ст. 10 напечатана в редакции «В сердце робость глубже притая» (в Кр. нови и Перс. мот. — «В сердце радость глубже притая»). Редактор Собр. ст. И.В.Евдокимов располагал экз. Перс. мот. с поправками автора, где, в частности, данная строка была выправлена именно так (см. Собр. ст., 4, 369; местонахождение экземпляра неизвестно). Из сказанного ясно, что в тексте Собр. ст. были реализованы пожелания автора. Учитывая это, стихотворение печатается по Собр. ст.

Автограф — РГАЛИ, парный к «Улеглась моя былая рана…» (см. выше), С.А. Торской датой — 1924. В ГЛМ — список неустановленной рукой с пометами автора (более ясное написание неразборчиво написанных слов, выправлено написание слова «меняла» с прописной буквы и т. п.) и поправками И.В.Евдокимова (повторение авторских исправлений в Перс. мот., непосредственно внесены рукой жены И.В.Евдокимова), парный к списку «Улеглась моя былая рана…». Оба списка не датированы, вероятно, служили оригиналом для наб. экз.

В Собр. ст. датировано 1924 г. Стихотворение было отослано Есениным в Москву из Тифлиса 20 или 21 октября 1924 г. (см. прим. к «Улеглась моя былая рана…»). Н.К.Вержбицкий, рассказывая о пребывании Есенина в Тифлисе осенью 1924 г., свидетельствует: «Как-то вечером, за ужином, Есенин прочел нам свое первое стихотворение из будущего цикла «Персидские мотивы»: „Я спросил сегодня у менялы…“» (Восп., 2, 222).

Лала — см. с. 643*.

«Шаганэ ты моя, Шаганэ!..» (с. 252). — Бак. раб., 1925, 1 января, № 1; Кр. новь, 1925, № 2, февраль, с. 139; Перс. мот.

Печатается по наб. экз. (машинописный список).

Автограф — Государственный музей В.В.Маяковского (ф. П.И.Чагина), без подписи и даты; под заглавием «Персидские мотивы» и с проставленной перед текстом цифрой I, что свидетельствует о существовании парного автографа «Ты сказала, что Саади…» (в 1960 г. находился в собрании П.И.Чагина, местонахождение в настоящее время не установлено). Автографы служили оригиналом для публикации в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату