Через день Филипп покинул Саутгемптон.

Стоял июль, но Филипп замерзал от пронизывающей, как ему казалось, стужи. На нем был черный бархатный плащ, сверкавший целой россыпью крупных бриллиантов. Белый атлас его камзола и панталонов украшали золотой и серебряный орнамент. Готовясь к поездке, он никак не думал, что в пути их застигнет этот промозглый дождь.

Ему пришлось надеть поверх плаща длиннополую накидку на красном войлоке, но через несколько минут тот, казалось, насквозь промок. Вдоль дороги стояли люди, с любопытством рассматривавшие его. Их манеры возмущали Филиппа. Многие показывали пальцем и даже покатывались со смеху, значение которого он вскоре понял: они смеялись над чужеземцами, испугавшимися дождевых капель.

В Винчестере они остановились, чтобы переодеться в сухую одежду. Здесь епископы устроили Филиппу торжественный прием в кафедральном соборе. Фаворит королевы епископ Гардинер принял его, как некого Моисея, пришедшего, чтобы повести англичан к обетованной земле.

Филиппа и его свиту пригласили в дом декана, настоятеля собора.

– Наша королева почитает утонченность и целомудрие, – объяснил декан. – Она считает, что до свершения брачной церемонии вам не следует останавливаться под одной крышей с ней.

Филипп добродушной улыбкой показал, что одобряет утонченность королевы. Затем сказал, что очень рад гостеприимству декана.

– Ее Величество проведет несколько ночей во дворце епископа Гардинера, что возле деканата.

– Видимо, Ее Величество обладает также изысканным вкусом, – ослепительно улыбнулся Филипп.

В деканате для Филиппа и его свиты было приготовлено застолье.

Они еще раз переменили одежду, но их комнаты оказались такими сырыми, что, несмотря на время года, все до единого дрожали от холода. Снисходительные улыбки англичан также не прибавляли комфорта. Но больше всего их беспокоила перемена в поведении Филиппа. Где его былая величавость? Где чувство собственного достоинства? – спрашивали испанцы. Сколько еще будет он метать бисер перед свиньями? Эти англичане не имеют никакого представления о хороших манерах. Они невежественны и бесцеремонны. Когда во время пребывания в Саутгемптоне они вместе с Филиппом присутствовали на службе в церкви, вошел какой-то человек и сказал, что на площади собралась толпа, желавшая посмотреть на испанского принца. А Филипп и не возражал – сейчас он, казалось, был готов делать все, лишь бы угодить этим варварам. Выйдя из церкви, он одолжил у одного из англичан плащ и шляпу, и горожане дружно рукоплескали, видя его в этих лохмотьях.

И вот настало время ужина в деканате. Им предложили отведать приготовленные для них блюда. И не просто предложили, а начали пичкать, чем попало. Они должны были попробовать каждое блюдо, стоявшее на столе. Испанцы, не привыкшие к такому обращению с их изнеженными желудками, морщились и кряхтели, но мужественно следовали примеру своего принца, просившего подать ему то кровавый бифштекс, то оленину, а сразу вслед за ними – мясо павлина и пирожки, которые запивали целыми пинтами холодного английского пива.

Вернувшись на ночлег в свою комнату, Филипп сказал Раю Гомесу:

– Прошло всего несколько дней, а кажется – много, много лет.

– Ваше Высочество, скоро вы привыкнете к ней.

– Не знаю, не знаю. Во всяком случае, сейчас меня радует только то, что закончился еще один день.

Увы, его радость была преждевременной. Как раз в это мгновение в дверь постучали. Рай выхватил шпагу – ни один испанец не доверял англичанам – и повернул щеколду.

На пороге стояла женщина. Поклонившись, она сказала на ломаном испанском:

– Мой господин, я камеристка Ее Величества королевы Марии. Мне поручено сообщить, королева сегодня вечером желает видеть Его Высочество в своем будуаре. Ее Величество также просили передать, что Его Высочеству не следует брать с собой слишком много испанских придворных.

– Боюсь, Его Высочество как раз приготовился ко сну и… – начал Рай.

Но Филипп уже стоял возле него. Увидев испанского принца, женщина еще раз поклонилась.

– Королева желает видеть меня! – через силу улыбнулся Филипп. – Что ж, я с удовольствием принимаю ее приглашение. Мне нужно только несколько минут, чтобы привести себя в порядок.

На лице женщины появилось восторженное выражение. Она явно не могла понять, зачем кому-то потребовалось оклеветать жениха ее госпожи. Строгий, напыщенный, церемонный… Да ничего подобного! Сейчас она пойдет к королеве и скажет ей, что он оказался не только красивым, но и обаятельнейшим мужчиной.

– Так я могу через десять минуть направить к вам посыльного королевы, чтобы он проводил Ваше Высочество в ее апартаменты?

– Я весь в нетерпении, – сказал Филипп.

Когда дверь за ней закрылась, они устало переглянулись.

– Вот тебе и утонченный вкус, – озадаченно пробормотал Рай.

– Ничего не поделаешь, – вздохнул Филипп. – Придется еще раз менять наряд.

Рай помог ему одеть черный лайковый камзол и белые лосины, украшенные золотой вышивкой; на плечи Филипп набросил широкий французский плащ с серебряным орнаментом на спине.

– Хорошо бы взять еще кого-нибудь, – сказал Рай. – Кто знает, что на уме у этих англичан? Вызову-ка я Ферию и Альбу… Эгмонта и Хорна… и, пожалуй, Медину Чели с кем-нибудь из его свиты.

Филипп промолчал. Он думал: вот и настал этот момент, сейчас я встречусь со своей престарелой невестой и навсегда останусь с ней…

Через десять минут все были в сборе.