попросил разрешения посмотреть здешние камеры. Дежурный с готовностью поднялся, чтобы его проводить. На экскурсию отправились все вместе, дежурный открыл дверь.

— Конечно, условия у нас не ахти. В основном мы здесь алкашей держим. Иногда из Тахковуори[2] прибывает народ, здесь и журналисты бывали, — пояснил дежурный Ватанену.

Отделение состояло из двух камер, разделенных стеной. На окнах не было решеток, но в матовые стекла была впаяна металлическая сетка. К стене привинчена койка, сваренная из труб, унитаз без крышки, стул тоже намертво прикреплен к стене. С потолка свисала лампочка на шнуре.

— Ее они чаще всего разбивают со злости, а потом сидят в темноте. Надо бы сделать проволочный абажур — те, кто повыше, до нее допрыгивают.

Полицейские сварили кофе. Ватанен прилег на топчан в дежурке — решил вздремнуть. Констебли вполголоса беседовали о Ватанене, думая, что он уже спит. Ватанен слышал, как они ругали Лаурилу. Сошлись на том, что история довольно необычная и надо было с самого начала быть осторожнее. На этом Ватанен заснул.

Вечером, около десяти, его разбудил дежурный. Он сказал, что до ленсмана дозвонились, и он с минуты на минуту приедет. Ватанен протер глаза, взглянул на корзину, стоявшую в его ногах, и увидел, что она пуста.

— Парни гуляют с ним во дворе. Решили, может, он хочет есть, и принесли этой самой чины. Он наелся до отвала.

В дежурку вошли молодые констебли, принесли зайца. Они опустили его на пол, и заяц тут же насыпал вокруг себя какашки-горошины. Полицейские попытались пинками загнать горошины в угол, но у них ничего не вышло. Пришлось взять со стола тряпку и с ее помощью смахнуть заячий горох к стене.

Во двор въехала небольшая желтая машина.

Ленсман был молодой, наверное, недавно стал юристом и приехал в этот медвежий угол, чтобы подзаработать. Он зашел в отделение, не обращая внимания на зайца, протянул руку Ватанену:

— Саволайнен.

Дежурный изложил суть дела. Ленсман внимательно выслушал доклад.

— Значит, парни из Куопио велели упрятать его в кутузку?

— Так они посоветовали, но мы все равно не стали.

— Хорошо, что не стали. Знаю я этого Лаурилу.

Ленсман просмотрел документы Ватанена и вернул ему их вместе с деньгами.

— Я сейчас позвоню этому доктору, — сказал ленсман и набрал номер.

— Добрый вечер, ленсман Саволайнен беспокоит. Вы тут сделали заявление об одном человеке. Да, совершенно верно. Дело в том, что ваше заявление абсолютно беспочвенно. Мы пришли к этому выводу в ходе расследования. Вам необходимо сейчас же явиться сюда для выяснения всех обстоятельств. Нет, завтра не годится, ни в коем случае. У вас могут быть серьезные неприятности, если вы не сможете прояснить ситуацию. Если пострадавший начнет настаивать, я вряд ли смогу вам помочь. Задержанный может предъявить вам обвинение — ложный донос. Он был вынужден находиться здесь довольно долго. Когда вы приедете в участок, меня уже не будет. Все ваши показания зафиксирует дежурный. До свидания.

Ленсман, довольный собой, ухмыльнулся. Хейккинену он сказал:

— Допроси этого Лаурилу как следует, чтобы ему пришлось думать над каждым ответом. Спрашивай что угодно, можешь даже снять с него отпечатки пальцев. Потом отпусти и скажи, что общественный обвинитель, то есть я, не будет предъявлять обвинения, если пострадавший не посчитает это нужным. Ну, сам знаешь, что делать. Да, а вы, Ватанен, куда же вы пойдете ночью? Я еду обратно на озеро, будем ставить сети. Хотите, могу взять вас вместе с зайцем с собой. У меня там рыбацкий домик с банькой, заяц побудет на природе, а вы поспите спокойно.

Полицейские проводили Ватанена, ленсмана и зайца до машины. Дежурный сказал ленсману:

— Я сразу понял, что этот Ватанен приличный человек.

Рыбацкий домик, срубленный из старых бревен, стоял на зыбком болотистом берегу. Он служил рыбакам и местом для ночлега, и банькой. Короткие мостки вели прямо к воде.

— Там, в домике, мой приятель, Ханникайнен, бывший ленсман из Киурувеси, сейчас на пенсии. Он со странностями, но человек интересный.

Ханникайнен сидел спиной к двери у печурки и жарил на решетке рыбу. Увидев гостей, он сдвинул решетку с огня и пожал Ватанену руку, потом разложил горячую рыбу на кусочках пергаментной бумаги, и Ватанен сразу почувствовал, как проголодался. Зайцу дали свежей травы и воды.

Поев, рыбаки отправились на озеро, а Ватанен рухнул на лавку. В полусне он почувствовал, как заяц прыгнул к нему в ноги, немного покрутился, устраиваясь поудобнее, и тоже уснул.

Посреди ночи Ватанен сквозь сон услышал, как вернулись рыбаки. Они немного поговорили вполголоса у дверей, затем улеглись. Ленсман устроился на банном полке, Ханникайнен — на полатях. Заяц приподнял голову, но тут же уснул снова.

Утром Ватанен проснулся выспавшимся и бодрым. Часы показывали восемь. Полати были пусты. Он вышел из домика. Рыбаки разжигали костерок. Кофейник на перекладине подвесили над огнем, Ханникайнен высыпал из полиэтиленового мешка баранки. На озере кричали кулики. Утренний туман клубился над водой, предвещая ясный день.

Выпив кофе, ленсман отправился исполнять служебный долг.

Ханникайнен принес сало, нарезал его кусками и обжарил на сковородке. Жир брызгал и трещал. На ту же сковородку он вывалил полукилограммовую банку тушенки. Несколько минут — и поджарка была готова. Ханникайнен нарезал на длинные ломти большую круглую буханку ржаного хлеба, сверху положил горячие куски мяса и протянул Ватанену. Вкуснотища! Обычно у Ватанена с утра не было аппетита, а здесь он жадно набросился на еду.

Ханникайнен дал Ватанену рыбацкую одежду ленсмана — резиновые сапоги и свитер. Туфли и пиджак повесили на вбитые в стену домика гвозди. Они наверняка и до сих пор там висят.

Весь день новые приятели рыбачили, варили уху, валялись на солнышке, любуясь озерным простором. Ближе к вечеру Ханникайнен выудил из рюкзака бутылку водки, сковырнул пробку и плеснул себе и приятелю по стопке.

Ханникайнен был мужчина лет семидесяти, седой, высокий и разговорчивый. За день они успели близко познакомиться. Ватанен рассказал о своих странствиях. Ханникайнен же оказался одиноким вдовцом; он обычно проводил лето, рыбача в компании молодого ленсмана. Он был в курсе всех мировых событий и при этом не прочь пофилософствовать.

Ватанен не мог понять, что имел в виду ленсман, когда накануне вечером назвал Ханникайнена странным. Пока ничего необычного в его поведении и образе жизни он не заметил. Но вскоре журналист получил ответ на этот вопрос.

После второй стопки Ханникайнен начал упорно переводить разговор в политическое русло. Он заговорил об ответственности политических руководителей, их власти и методах управления. Попутно пояснил, что, выйдя на пенсию, занялся подробным изучением этих вопросов. Хотя всю свою жизнь Ханникайнен провел в должности ленсмана деревенского округа, он был на удивление в курсе и конституционных устоев западных государств, и нюансов парламентаризма, и судебной системы социалистических стран. Ватанен с живым интересом слушал рассуждения Ханникайнена.

По мнению Ханникайнена, Конституция Финляндии дает президенту слишком большие полномочия. Ватанен спросил, неужели Ханникайнен сомневается в способности президента Кекконена разумно распорядиться доверенной ему властью. Ханникайнен ответил:

— Я уже несколько лет слежу за деятельностью президента Кекконена… И знаешь — мне страшно. Нет, меня не пугает то, как он руководит, наоборот, я ярый сторонник его линии. Но при этом… Я собираю