У Генки вытянулось лицо.

– Ничего, – вздохнул Миша, – поездишь пока на одном, а там видно будет.

У Генки было такое жалкое выражение лица, что даже Зина и та не рассмеялась. А уж как смешно было представить себе Генку бегающим по катку на одном коньке!

Генка положил конек на табурет, глубоко вздохнул и упавшим голосом произнес:

– Ну что ж, прошу к столу.

– Погоди, – остановил его Слава, – у меня ведь тоже подарок есть. – Он засунул руку в портфель, долго шарил там и… вытащил второй конек.

– Разыграли! – взвизгнул Генка, потом замолчал, внимательно посмотрел на друзей и медленно произнес: – Значит… коллекция, шахматы, кожаная куртка…

– Ладно, – перебил его Миша, – обойдем для ясности.

Наконец пришел ответ из Петрограда.

«Здравствуйте, ребята! Ваше письмо попало ко мне. По карточкам Терентьевых много, но всё не те. Бывшая домовладелица Васильева, которую я специально посетила, сказала, что Терентьев с женой действительно проживали у нее до войны, а мамаша жила где-то под Москвой. Вот все, что я могла узнать. Насчет бюрократизма вы не правы. В Петрограде проживает несколько тысяч Терентьевых, и без точных данных адрес дать невозможно. С комсомольским приветом Куприянова».

– Вот, – сказал Миша. – Учитесь, как пользоваться достижениями науки и техники.

– Какая же тут техника? – спросил Генка.

– Почтовая связь разве не техника? Вот так действуют рассудительные люди, а безрассудные летят неизвестно куда…

Генка в ответ съязвил:

– Тебя она тоже здорово поддела с бюрократизмом. Здорово поддела…

– Ничего не здорово, – сказал Миша, – но не в этом дело. В воскресенье поедем в Пушкино и с собой возьмем лыжи.

– Зачем лыжи? – удивился Слава.

– Для конспирации.

…В ближайшее воскресенье друзья сошли на станции Пушкино. В руках у каждого были лыжи и палки.

Вдоль высокой деревянной платформы с покосившимся павильоном тянулись занесенные снегом ларьки. За ларьками во все стороны расходились широкие улицы в черной кайме палисадников. Они замыкали квадраты дачных участков, где протоптанные в снегу дорожки вели к деревянным домикам с застекленными верандами. Только голубые дымки над трубами оживляли пустынный поселок.

– По одной стороне туда, по другой – обратно, – сказал Миша. – Главное – не пропустить ни одной таблички.

– Целый год проищем, – сказал Слава. – Лучше в сельсовете спросить.

– Нельзя, – возразил Миша, – поселок маленький, это вызовет подозрения.

– Кого нам бояться! – сказал Генка. – Старушка сама обрадуется, когда мы клад найдем.

– Ты ее в глаза не видел, а рассуждаешь, – сказал Миша. – Поехали.

Они проискали целый день, но дома Терентьевой не нашли.

– Так ничего не выйдет, – сказал Слава, когда мальчики снова собрались на станции. – Половина домов без табличек. Нужно в сельсовете спросить.

– Я тебе уж сказал, что нельзя! – рассердился Миша. – Забыли, что Свиридов говорил? Дело очень щепетильное. В следующее воскресенье опять приедем и будем искать.

Мальчики сняли лыжи. Когда они подошли к кассе, их окликнули: «Здравствуйте, ребята!» Мальчики обернулись и увидели Елену и Игоря Буш, акробатов.

Лена приветливо улыбалась. Ее белокурые локоны падали из-под меховой шапочки на воротник пальто. Игорь, как всегда, смотрел серьезно и, пожимая ребятам руки, пробасил:

– Сколько лет, сколько зим!

– На лыжах катались? – спросила Лена. – Почему к нам не заехали?

– Мы не знали, что вы здесь живете, – сказал Миша.

– Да, мы здесь живем, у нас свой дом. Пойдемте к нам.

– Поздно, – сказал Миша, – мы приедем в следующее воскресенье.

– Обязательно приедем, – подтвердил Генка и таинственно добавил: – У нас тут дело есть.

– Какое дело? – спросила Лена.

– Так, ерунда… – Миша свирепо посмотрел на Генку.

– Нет, скажите, – настаивала Лена.