От холода спасаемся. (Пауза и шелест карт.) Вот и перебрались в одну комнату: дровишки нынче кусаются…

– Мама, – перебила ее тетя Соня, взявшись за ручку ведра с явным намерением его вынести, – не успел человек войти, а вы уже о дровах!

– Соня, не перечь, – ответила бабушка, не отрывая глаз от карт. – Ты положила на место ключ?

– Положила. Только вы, ради бога, его не трогайте. – Тетя Соня опустила ведро, видимо, прикидывая, можно ли его еще наполнить.

– Куда ты его положила?

– В буфет, – нетерпеливо ответила тетя Соня.

– Уж и слова сказать нельзя! – Бабушка смешала карты и начала их снова раскладывать. – Постыдилась бы – чужой человек в доме.

Потом бабушка обратилась к Мише:

– Садитесь, – она показала на стул, – только осторожнее садитесь. Беда со стульями. Столяр деньги взял, а толком не сделал. Кругом, знаете, мошенники… Приходит мужчина, прилично одет – хочет купить трюмо. Я прошу десять миллионов, а он дает пятнадцать рублей. И смеется. Каково? – Старушка переложила карты. – Каково? Я ему говорю: «Знаете, милостивый государь, когда миллионы ввели, я год не верила и по твердому рублю вещи продавала, а теперь уж извините, миллионы так миллионы…»

– Мама, – опять прервала ее тетя Соня, все еще в нерешительности стоявшая у ведра, – кому интересно слушать ваши басни? Спросили бы, зачем человек пришел.

– Соня, не перечь, – нетерпеливо ответила бабушка. – Вы, наверно, от Абросимовых? – обратилась она к Мише.

– Нет, я…

– Значит, от Повздоровых?

– Нет, я…

– От Захлоповых?

– Я от вашей внучки Лели. Скажите: вы знали Владимира… Владимировича Терентьева? – одним духом выпалил Миша.

– Как вы сказали? – переспросила старуха.

Миша медленно повторил:

– Не знали ли вы Владимира Владимировича Терентьева, офицера флота? Он учился в академии у вашего мужа, адмирала Подволоцкого.

– Терентьев Владимир Владимирович? – Старушка задумалась. – Нет, не знавала такого.

– Как же вы не помните, мама! – сказала тетя Соня. Она уже подняла ведро и теперь, вмешавшись в разговор, поставила его обратно. От этого помои еще больше расплескались. – Это несчастный Вольдемар, муж Ксении.

– Ах! – Старушка всплеснула руками. – Ах, Вольдемар! Боже мой! Ксения! – Она подняла глаза к потолку и говорила нараспев: – Вольдемар! Ксения! Боже мой! Несчастный Вольдемар… – Она повернулась к Мише и неожиданно спокойным голосом добавила: – Да, но он погиб.

– Меня интересует судьба его семьи.

– Что же, – старушка вздохнула, – знавала я Вольдемара. И супругу его, Ксению Сигизмундовну, тоже знавала. Только давно это было.

– Простите, – Миша встал, – как вы назвали его жену?

– Ксения Сигизмундовна.

– Сигизмундовна?

– Да, Ксения Сигизмундовна. Красавица женщина, – затараторила старушка, – красавица, картина!..

– Ее брата вы не знали? – спросил Миша.

– Как же, – с пафосом ответила старушка, – Валерий Никитский! Блестящий офицер. Красавец. Он тоже погиб на войне. – Она вздохнула. – Всех знавала, да ушло это время. Мамашу Владимира Владимировича, эту самую Терентьеву… как, бишь, ее… Марию Гавриловну, скажу по правде, я недолюбливала. Из простых… Впрочем, нынче простые в моде…

– Вы не знаете, где они теперь? – спросил Миша.

– Не знаю, не знаю. – Старушка отрицательно покачала головой. – Вся их семья странная, загадочная. Какие-то тайны, предания, кошмары…

– Возможно, вы знаете их прежний адрес?

– В Петербурге жили, а адрес не помню.

– Адрес можно узнать, – сказала вдруг тетя Соня. Она стояла у самой двери с ведром в руках. – На его письмах к папе есть обратный адрес. Но разве в таком хаосе что-нибудь найдешь!

– Я вас очень прошу, – сказал Миша, переводя умоляющий взгляд с бабушки на тетю Соню и с тети Сони на бабушку. – Знаете, родственник, пропал без вести… – Он вскочил со стула. – Только скажите, что