– А и правда… попробовать, што ль…

Беспризорник лениво встал, вразвалку подошел к турнику, посмотрел на него снизу, покачал с сомнением головой, подпрыгнул, ухватился за турник и выжал стойку. Пальто опустилось ему на голову, в воздухе торчали босые грязные ноги, но все же это была стойка…

Потом он соскочил, так же вразвалку отошел от турника и сел на свое место. Беспризорники ухмылялись и насмешливо поглядывали на пионеров.

– Здорово! – сказал Миша. – Мы так не умеем. А ну, Генка, попробуй…

– Где уж мне! – Генка махнул рукой.

– А ты попробуй, – уговаривал его Миша.

Генка стал под турником, поднял голову, вытянулся, присел, подпрыгнул и ухватился за турник. Потом, не сгибая колен, выбросил ноги вперед и начал раскачиваться.

Он раскачивался все быстрей, быстрей, быстрей – и вдруг… раз! Он сделал стойку. Два! – вторая стойка. Три! – третья стойка. Он описывал быстрые круги, и красный галстук летел вслед за ним. Потом опять раскачивание, все медленней и медленней, и Генка спрыгнул на землю.

– Подходяще, – сказал Коровин.

– Это называется «вертеть солнце», – объяснил Миша. – Этому можно научиться легко.

– Нам это ни к чему, – сказал беспризорник в кепке.

– Ничего не бывает «ни к чему», – вмешался Шурка Большой. – Все надо уметь и все надо знать, – наставительно добавил он.

– А, «кулак»! – хихикнул маленький беспризорник. – Здорово тебя кочергой огрели…

– Ну что же, – сказал Шура, – настоящий артист должен ко всему привыкать. Искусство требует жертв.

– Верно, – подтвердил беспризорник в кепке. – Лазаренко, того и гляди, шею сломает, а все прыгает.

– В цирке и вовсе под крышей кувыркаются и то не дрейфят, – подхватил беспризорник с веснушками.

Беседа завязалась. Разговором овладел Шурка Большой. Он уже собирался рассказать содержание новой кинокартины – «Комбриг Иванов», как вдруг неожиданное обстоятельство нарушило так удачно начатую беседу.

Во дворе появились Юрка-скаут и Борька. Но они не просто появились – они въехали на велосипеде. Велосипед был дамский, но настоящий, двухколесный, новый, с яркой шелковой сеткой на заднем колесе.

Юра стоя вертел педалями, а Борька сидел на седле, расставив ноги и торжествующе улыбаясь во весь свой щербатый рот.

Они объехали задний двор. Потом Борька слез с велосипеда, и Юра начал кататься один, выделывая разные фигуры.

Он ехал «без рук», становился коленями на седло, делал «ласточку», ехал на одной педали, соскакивал назад…

В это время Борька, стараясь привлечь к этому зрелищу всеобщее внимание, орал во все горло: «Вот это да!», «Вот это дает!», «А ну еще, Юрка!» – и в избытке восхищения хлопал себя руками по штанам и бросал вверх шапку.

Все смотрели на Юру. Разговор пионеров с беспризорниками оборвался.

«Это они нарочно, – думал Миша, – нарочно мешают, чтобы работу сорвать».

– Давай их сейчас отсюда наладим, – шепотом предложил ему Генка.

Но Миша отмахнулся: не затевать же здесь драку. Только дело испортишь.

Он думал, что же делать, как вдруг увидел в воротах Юриного отца, доктора Стоцкого. Юра не видел отца. Он стоял за углом корпуса и вместе с Борькой поправлял цепь на велосипеде.

– Юрка-а-а, – крикнул Миша, – иди сюда! – и подмигнул Генке, скосив глаза в сторону Юриного отца.

Юра оглянулся и с недоумением посмотрел на Мишу.

– Да иди! – крикнул снова Миша. – Чего боишься?

Юра, придерживая рукой велосипед, нерешительно подошел.

– Это какая марка? – Миша кивнул на велосипед.

– «Эйнфильд».

– Ах, «Эйнфильд»! – Миша потрогал велосипед. – Ничего машина.

Коровин и беспризорник в кепке тоже начали ощупывать велосипед.

Вдруг Генка заложил пальцы в рот и отчаянно засвистел. Стоявший в воротах доктор обернулся и, увидев Юру, подошел к ребятам. Это был красивый мужчина с холеным лицом и полными белыми руками. От него пахло не то одеколоном, не то аптекой.