Рейвер Стикс и ее присных ненавидеть гораздо проще. Они из тех, кто внакладе не останется, чем бы война ни закончилась.
Я выбрал дорогу, которой ехали Плоскомордый с Амирандой. Светила полная луна, лошади ничуть не возражали против ночной прогулки – даже с таким возницей, как я. С лошадьми у меня полное взаимонепонимание с самого детства.
Дорога была пустынной, навстречу попался только ночной дилижанс из Дерри, который часа на полтора опережал расписание. Кроме двух или трех пассажиров, что дремали внутри, дилижанс вез почту. Кучер и охранник приветствовали меня дружескими возгласами. Да, ребята явно нервничали.
Наверно, мне следовало бы не выпускать из руки кинжал с серебряным лезвием. Все-таки полнолуние, сами понимаете… Впрочем, оборотни не нападали на людей в окрестностях Танфера с тех самых пор, как меня забрали в армию.
Однажды мне пришлось расследовать убийство, обставленное как нападение оборотня. Постарался наследничек – уж очень ему не терпелось выяснить, включили его в завещание или нет.
До перекрестка я добрался приблизительно в то же время, что и Плоскомордый. Огляделся по сторонам, ничего подозрительного не заметил, а потому пустил лошадей пастись и лег на сиденье.
Проспал я до самого утра. Думал, что меня разбудят первые лучи солнца, но эта честь выпала пареньку лет десяти.
– С вами все в порядке, мистер? – поинтересовался он, тряхнув меня за плечо.
Я пересчитал пальцы на руках и ногах, проверил наличие кошелька и убедился, что меня не убили, не изувечили и не ограбили.
– В полном, сынок. Если не считать того, что впадаю потихоньку в старческое слабоумие.
Мальчуган хмыкнул и засыпал меня вопросами. Я постарался достойно ответить, после чего сам задал два или три. Выяснилось, что он идет помогать кому-то по хозяйству, но отнюдь не против, чтобы я угостил его завтраком. Кстати, вот характерный пример того, насколько сегодня спокойно в окрестностях Танфера, что бы там ни утверждали городские кумушки. Да ни один городской мальчишка не решится провести с незнакомцем хотя бы пять минут. Настоящие чудовища обитают не в сельской местности, а в городе, в винных погребах и гостиных.
Ничего сколько-нибудь полезного мне узнать не удалось.
Я всегда полагал, что порядочного человека вводить в искушение не стоит, а потому поехал от перекрестка в направлении, противоположном тому, которое меня интересовало. В лесу остановился, привязал лошадей к дереву, после чего возвратился на перекресток, убедился, что повозки оттуда не видно, и принялся обследовать кусты.
Найти место, куда нападавшие побросали трупы, не составило труда. Сломанные ветки, следы крови на земле… Самих трупов, разумеется, не было и в помине. Что касается пятен, успевших покрыться плесенью, они говорили только об одном – что крови здесь пролилось изрядно.
В глубь леса уводило несколько следов, которые бросались в глаза с первого взгляда. Мне вполне хватило навыков, полученных в армии, чтобы разобраться, какой куда ведет. Первый след разделился приблизительно через треть мили – на восток побежала неплохо утоптанная тропинка. Судя по всему, Плоскомордого преследовали четверо либо пятеро гоблинов, которые затем почему-то отказались от погони. Второй след тоже уводил к востоку, но сразу от кустов.
Идти по следам Тарпа смысла не имело, поэтому я двинулся на восток.
Ярдов через пятьсот остановился, уселся на поваленный ствол и велел себе собраться с мыслями. Что ожидало меня впереди, можно было предположить по гудению мух и тявканью диких собак, что ссорились со стервятниками. Еще несколько шагов, и я почувствую запах. Стоит ли идти дальше?
С одной стороны, какие могут быть сомнения? Надо же установить, что там – то, что я предполагаю, или наполовину сгнившая лосиная туша. Но если я прав, зрелище, которое предстанет моим глазам, не прояснит картины преступления. Впрочем, таков удел сыщика – хвататься за каждую ниточку, даже если шансы на успех – один к десяти.
Тем не менее трупы, пролежавшие в лесу не один день, выглядят не слишком привлекательно. Поэтому я некоторое время внимательно изучал паутину с самоцветами росы, прежде чем направиться навстречу неминуемому извержению желудка.
Пять лет армейской службы приучили меня к смерти, да и потом я не раз встречал ее в разных обличьях, но кое к чему привыкнуть так и не сумел. Совесть не позволяла.
Смерть правила бал на лужайке у подножия холма. Ярдов двадцать в ширину, пятьдесят в длину, тут и там из земли торчат замшелые гранитные валуны. Я подобрал пригоршню мелких камней и принялся швырять ими в диких собак. Те зарычали, но отступили. Знают, что с людьми лучше не связываться, испытали на собственной шкуре – скольких из них прикончили многочисленные охотники, прежде всего мальчишки с ферм.
Стервятники попытались взять меня на испуг, а когда я не поддался, взмыли в воздух и начали выписывать круги над лужайкой, словно говоря: «Тебя это тоже ожидает». Кстати, в Танфере есть секта, которая поклоняется стервятнику как богу времени.
Может быть, именно поэтому я и ненавижу проклятых тварей. Или же потому, что они напоминают мне об армейской службе. Целые полчища стервятников кружили над полями, на которых умирали за свою страну молодые карентийцы.
Вот он я, громадный самец, повелитель царства мертвых. Вместо того чтобы стукнуть кулаком по волосатой груди и, может быть, жадно втянуть насыщенный миазмами воздух, я встал с подветренной стороны и принялся изучать скопище плоти, которое ничуть не напоминало лосиную тушу.
Я насчитал по крайней мере семь тел. Помнится, Плоскомордый утверждал, что прикончил четверых или пятерых. Все без исключения тела принадлежали гоблинам. Сверху трупы были слегка присыпаны землей, палой листвой и камнями. Похоронная команда явно не утруждала себя работой; впрочем, люди относятся к сородичам иначе, нежели гоблины. Для последних мертвый собрат – бремя, от которого следует как можно скорее избавиться. И никаких сантиментов.
К тому же те, кто прятал тела, наверняка торопились.
Ладно, хоть и противно, а надо. Я потыкал кучу палкой, надеясь отыскать что-нибудь интересное, но вскоре выяснил, что живые, конечно, спешили, однако не настолько, чтобы не ограбить мертвых. Забрали все, даже башмаки.
Что-то непохоже на бандитов, которые разжились изрядной суммой. Правда, гоблинов не разберешь. Этих, вполне возможно, заставили в детстве вызубрить старинную поговорку: «Что упало, то пропало».
Я трижды обошел лужайку, разыскивая следы похоронной команды. Почва местами была сырой, и в таких местах следы отпечатались особенно четко. Я высматривал что-нибудь этакое, вроде отпечатка костыля или вроде того. А вдруг мародеры побывали на лужайке совсем недавно и прячутся сейчас в лесу, наблюдая за моими действиями? Эта мысль заставила меня вздрогнуть.
Я не обнаружил ничего такого, на что рассчитывал, но не потому, что искать было нечего. Обстоятельства сложились так, что я решил продолжить поиски в другом месте.
У меня за спиной зашелестела листва. Я решил, что это вернулись самые смелые из диких собак, и, оборачиваясь, замахнулся палкой.
– Проклятие! – вырвалось у меня.
На краю лужайки стоял мамонт ростом добрых два с половиной метра в холке. Я не стал выяснять, как ему удалось подобраться настолько близко почти без шума. Когда он наклонил голову и забавно фыркнул, я рванул в лес так, что только пятки засверкали. Эта скотина затрубила мне вслед. Еще смеется, гад!
Отбежав на порядочное расстояние, я выглянул из-за ствола могучего дуба. Мамонт здесь, в окрестностях Танфера! Да тут не было ни одного лет пятьсот. Ближайшие стада паслись милях в четырехстах к северу, поблизости от мест, где обитали громовые ящеры.
Мамонт затрубил снова, проглотил пару охапок травы, продолжая косить на меня глазом. Убедившись наконец, что я – вовсе не бесстрашный охотник на мамонтов, он отогнал стервятников, изучил трупы, с отвращением фыркнул и скрылся в лесу столь же тихо, как и появился.
А я-то радовался прошлой ночью, что за городом уже не встретишь оборотня!
В общем, везет не только утопленникам.
Что ж, хватит искушать судьбу, пора возвращаться туда, где стоит повозка, а то еще лошади учуют