что она много меньше. Понимаешь?
Игнат, не моргая, смотрел на Кира.
– Нет.
Кир кивнул.
– Очень похоже на нашу жизнь. Сплошные заблуждения, – он вздохнул так, словно ему и вправду было этого жаль. – Кажется, что-то совсем рядом, только руку протяни. Вот, вроде, жена, родной человек, близкий, понятный, а на самом деле… – Кир отмахнулся.
– Вот ты говоришь, я живу фантазиями? Может, и так. Но только мне кажется, что мы все живем в выдуманном мире. Вопрос только в том, кто его выдумал – ты сам или кто-то другой?
Кир смотрел на скорчившегося Игната, когда-то красавца мужа его красавицы дочери. Сейчас эта жалкая, измученная страхом, злостью и наваждениями фигура вызывала у него только брезгливое сострадание. Почти так же, только с большим уважением, он относился к безвестным бомжам с кличками вместо имен. Кир вдруг изо всех сил вцепился зубами в собственный ноготь. Вырвав из него крошечный заусенец, сплюнул его на пол.
– Дурак ты, Игнат, – внезапно совсем другим тоном, жестко сказал он. – Все вы хороши. Я думал это вы по молодости такие малахольные. Ошибался… Ничего не хотите, не можете, живете, как поплавки. А я так ждал! Так надеялся. Сначала на нее, потом на Ваньку, потом на тебя. И что? Ничего. Провал полнейший. У всех одна забота – от одного к другому. От одной к другой. Не вышло, ничего, начнем сначала. И налево-направо. Налево-направо. Трясогузки. У меня была одна женщина. Умерла – я остался один. Один дочь воспитывал. Один. Не было для меня других женщин. Никого не было. Только дочка. А вы все только собой и заняты. Собой и своими гениталиями. Чуть что случится, тут же – брык в дурдом или хвать бутылку: «Ой-ой!», «За что?», «Что я сделал такого?» Вот именно. Ничего не сделал. Полковым знаменем носился по бабам. Жена ушла, тут же завыл: «Плохо мне, помогите, страдаю!» – и уже через неделю лег утешаться с другой. А потом и помощь подоспела бутылкой по голове! Сами так запутались, что уже истребляете друг друга.
Игнат молчал. Он сидел и, как та собачка с пружинкой в шее, все тряс и тряс головой. И никак не мог остановиться.
– А знаешь что, – Кир встал с кресла. – Из всех вас мне только Ваньку и жаль. На семью его, конечно, без слез не взглянешь, но он-то хоть попробовал. Сына родил. И если бы не эта ошибочка… он один из вас и остался бы.
Игнат не чувствовал точки опоры. Странное ощущение, думал он. Вроде взрослый человек сидит на полу в большой квартире в старом прочном доме, не спит, разговаривает с другим взрослым человеком, но на самом деле старается изо всех сил проснуться… Тут Игнат встрепенулся. Он вспомнил, что ему надо не проснуться, ему надо выжить. И для этого здесь в этой гостиной необходимо навести порядок.
Держась пальцами за ноющий висок, он встал. Они с Киром были почти одного роста, но Игнату все равно казалось, что тесть возвышается над ним, упираясь головой в потолок, и его лица никак толком не разглядеть. Какое-то лишнее воспоминание ненадолго отвлекло Игната. Он где-то уже видел такое… Золотой истукан, черные стены, бесконечное удовольствие… Игнат покачал головой. Воспоминание было совсем свежим, но никак не давалось. Он встал и осмотрелся в поисках телефона.
«Значит, иллюзии…» – устало подумал Игнат, а вслух произнес:
–
Мысли Игната путались, ноги не слушались его, во рту пересохло, но он упрямо брел в сторону телефонного аппарата, намечая для себя посильные цели – обойти стол, перешагнуть через край ковра, миновать три квадрата темного паркета…
– Один звонок – и вас нет, – тихо бормотал он. – Всего один звонок – и вас нету!
Игнат схватился за черную трубку, как за спасательный канат. Прислушался. За его спиной раздалось хихиканье. Он обернулся. Кир преспокойно сидел в своем кресле.
– Нет, дружок, – проворковал он, расправляя на коленях складки своей домашней одежды. – Не мне – тебе конец. Тебе. Хочешь, я позвоню человеку, к которому ты загнал в гараж машину чиниться. Той же ночью, когда сбил Осипа? Кстати, чья это была машина? Инги? У тебя же были все ее ключи? А машина стояла под домом. Или нет? А может, тебя с соседями твоего Ивана познакомить? Они-то видели, как ты выползал той ночью из его квартиры. Дома все думали, что ты налакался, как обычно, и спишь. Но ты не спал. Ты шел в арку караулить Виктора и раз-раз – в грудь ножом. Что, нет?
Кир прикрыл глаза.
– Дети скоро придут, а я тут с тобой время теряю…
Игнат замер на полдороги. Висок рвало от боли. Пол продолжал гулять под ногами. Да, негодяй мастерски искажал пространство. Стены расползались, и лампа все норовила налететь и клюнуть своим острым пупком-наконечником прямо в лоб. Игнат прислушался: то ли так громко шуршал за окнами осыпающийся снег, то ли ему казалось, что он слышит шум собственной крови, вновь и вновь, подобно приливной волне, заливающей ушную раковину. Предметы вокруг выглядели нарисованными, едва намеченными, как фигуры на незаконченной картине. А может, все было совсем не так, и лишь в своем воображении Игнат стоял в придуманной кем-то гостиной, отражаясь в большом наклонном зеркале на стене и в белых глазных яблоках другого сумасшедшего.
Игнат понимал, сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Ни за что нельзя поручиться: был ли он, не был, спал, пил, любил, убивал?.. Игнат, стоя на месте, раскачивался, как маятник, и изо всех сил старался удержаться на ногах, не свалиться от усталости и не расхохотаться от страха.
Но после слов Кира исполинская палуба, болтавшаяся в тошнотворной качке, резко остановилась. Игнат тоже застыл, о чем-то быстро соображая, распрямился, подобрался, изобразил улыбочку на лице и развернулся к Киру. Тот с интересом следил за победными преображениями зятя.
– Кирилл Александрович, – тихо и внятно пропел Игнат. –
Грохнула сорвавшаяся доска в серванте. Кир не обратил на нее никакого внимания. Он, не шевелясь, сидел в своем кресле. «Как мертвый», – опять подумалось Игнату.
– Это у тебя детей нет, – медленно и спокойно произнес Кир. – Не было и не будет. Никогда.
Молчание пожирало пространство, и гостиная уже не казалась такой большой, как прежде. Игнат вспомнил, как в детстве упал с надувного матраса под воду. Он даже не понял тогда, что произошло, так быстро шумный и пестрый мир сменился прохладным зеленым безмолвием. Здесь не было ни верха, ни низа, со всех сторон поднимались вереницы микроскопических пузырей, и Игнат, растопырив руки и ноги, невиданной птицерыбой парил в незнакомом и совершенно сказочном пространстве. И все было таинственно и прекрасно до тех пор, пока он не почувствовал, что задыхается. Его легкие опустели, и водяная масса со всех сторон давила на маленькое тельце. Игнат сделал все одновременно – испугался, закричал и вздохнул. Вода ворвалась в горло, сказка закончилась, и он начал тонуть и захлебываться.
Сейчас, заново погибая в уютной гостиной, Игнат знал, что уже никто не придет ему на помощь. Он был один. Воздух кончался. А Кир, как демонический ихтиандр, стоял напротив и равнодушно смотрел на него своими рыбьими глазами.
– Уходи, – сказал он. – Уходи. Живи как хочешь. Ты еще молодой, и, правда, начнешь сначала, может, что-то у тебя и получится. А семья, дети – это не для тебя. Ты никому ничего не можешь дать. И не хочешь. А я могу. Я из них нормальных людей хочу вырастить. Нормальных. Счастливых. Красивых. Сильных. Не таких, как все вы…
Кир не успел договорить. С места, одним прыжком, как бешеное раненое животное, Игнат преодолел разделяющее их пространство и набросился на своего врага. Вцепился руками в горло и повалил на