наказывать. И люди бессильны перед ней, хозяйкой ночи. И только мы можем ее вызвать.
Мальчик, оторвавшись от брюк и занявшись пастилой, молча жевал, внимательно глядя на сестру.
– Мы можем, потому что мы – дети. Взрослых она уже слышать не может. Они надоели ей страшно со своими глупостями. Любовь, измены – ужас один… А нас она любит. Жалеет. Потому что мы ни в чем не виноваты. И если ее как следует позвать, она придет. И все сделает так, как мы хотим.
Мальчик с трудом проглотил сладкий ком, скопившийся во рту.
– А если
Девочка взглянула на брата так, будто только что заметила.
– Никогда, – даже не ему, а самой себе убежденно заявила она. – Он не посмеет. Нас никто не наказывает. Мы же как сиротки.
Мальчик вытянул сначала ноги, потом – руки, растопырил пальцы и осмотрел их.
– Но я, вроде, не сиротка, – заключил он, подводя итог своим наблюдениям.
– Это снаружи, – произнесла девочка. – А внутри – самый настоящий сирота. Ладно, это неважно, я тебе еще самое главное не рассказала.
Она выглянула из-за края серванта, осмотрелась, не подползают ли шпионские тени из-под столов и кресел, и, удовлетворившись, жарко зашептала на ухо брату что-то страшно важное. Мальчик слушал, слушал, кивал и вдруг потянулся пальчиком поковырять в носу. Сестра, не прерывая речи, уверенной рукой шлепнула его по запястью, но ни он, ни она не отвлеклись от разговора. Вскоре она закончила и немного отстранилась, желая рассмотреть, какое впечатление произвели ее слова.
– А что, если все-таки накажет? – упрямо повторил мальчик.
Девочка проворно выбралась из их убежища.
– Вот трус, – она с досадой топнула ногой. – Говорю тебе, не накажет! Хорошо, если захочет наказать, я скажу: это я все придумала. Ты – ни при чем. Идет?
– Ну, не знаю… – колебался он.
Он тоже выбрался на середину комнаты и стоял, поправляя одежду. Сестра с покровительственным видом осмотрела его, одернула брючки, отряхнула рубашку и покачала головой.
– Какой-то ты нескладный, – пробормотала она, взяла братца за руку и повела в сторону детской. – Пойдем, надо все подготовить…
Кир дал им на подготовку почти два часа. Все это время он провел перед увеличенной репродукцией «Пира королей», установленной на этюднике между двумя яркими лампами. Часы стрекотали, провожая убегающее время, а он все рассматривал руки-стебли, пальцы, сложенные иконописными лопатками, голые черепа, вывернутые конечности… Признаться, Киру всегда было интересно, а где находится этот зал? В каких покоях пируют собравшиеся? Кто родители женщины с гладкой прической, сидящей второй от левого края? Как кличут собаку, пристроившуюся внизу? Где поймали большую рыбу, казавшуюся единственным живым существом в этой странной компании? Все гости, словно перепачканные густой кровью, сухие, безжизненные, с жилистой пластикой трупов, были вызваны художником из другого мира. Из какого? Из мира воображения? А в какой мир они уходили с этой странной трапезы, на которой никто не ел и не пил? Вопросов было больше, чем ответов, и время шло, и что-то назревало в брюхе ночи и за дверью его комнаты.
Когда Кир наконец вошел в гостиную, дети, как ни в чем не бывало, сидели за столом в окружении учебников, книг и все тех же цветных карандашей и красок.
– Привет! – улыбнулся он с порога.
– Привет! – эхом отозвались они.
Кир подошел, по обыкновению поцеловал детей и обратил внимание на то, что при его приближении девочка машинально прикрыла локтем свой рисунок. Однако Кир успел разглядеть фигуру человека, проткнутую красными молниями. Он ничего не сказал, только поднял брови и направился к своему креслу.
– Ну, как вы тут? – спросил Кир, подбирая полы длинной домашней кофты.
За его спиной было подозрительно тихо, и Кир понял, что сейчас что-то начнется. Он совладал с мгновенным приступом паники, охватившим его, и сел…
– Не шалили? – голос ничем не выдал Кира.
Дети, не моргая, смотрели на деда. Он с улыбкой смотрел на них. Ничего не происходило, и молчание затягивалось.
– А ты как себя чувствуешь? – не выдержала девочка.
– Нормально, – спокойно ответил Кир. – А что?
– Ничего не болит? – продолжила она свои расспросы.
– Да нет, вроде. А должно? – поинтересовался Кир.
Она переглянулась с братом. Оба выглядели слегка растерянными. Тогда Кир встал и выдернул из кресла одну из булавок, на которых сидел все это время.
– Или вы вот это имеете в виду? – спросил он, показав детям окровавленное острие.
Они расширенными глазами смотрели на булавку, перепачканную чем-то красным. Кир спокойно вытер кровь о край одежды. Отложил булавку в сторону.
– Если ты хочешь знать, болит ли у меня зад, то могу ответить – нет, не болит. А вот на душе у меня неспокойно.
Он помолчал.
– Кто это придумал? – под высоким потолком тихо прозвучал простой вопрос.
Ответа не последовало. Тогда Кир одним движением выдвинул кресло на середину комнаты.
– Встаньте из-за стола, – все так же, не повышая голоса, скомандовал он.
Дети медленно сползли со стульев. Кир внимательно смотрел на них, словно выбирал. Выбрал. Кивнул девочке.
– Подойди к креслу. Сядь.
Она не шевельнулась.
– Я неясно выразился? Подойди и сядь.
Ее глаза наполнились слезами. Она сделала несколько неуверенных шагов в сторону ужасного кресла и остановилась.
– Села, я сказал, – тихо и так страшно приказал Кир, что девочка сглотнула и словно заговоренная подошла к креслу и взялась за подлокотники.
Она уже почти села в него, как вдруг раздался громкий крик мальчика.
– Нет! Нет!! Не садись! – он бросился к сестре. – Это я. Это все я придумал! Не надо садиться…
Кир смотрел на детей, прижавшихся друг к другу.
– Зачем? – в его вопросе не было ни гнева, ни обид.
– Мы просто хотели проверить, живой ты или нет! – прокричал мальчик.
Кир опешил. Было заметно, что он не ожидал такого поворота.
– А с чего вы взяли, что я неживой?
– Ну, мы, мы просто хотели… Ну, не знаю… Ты такой спокойный, не ругаешь нас, не наказываешь, не кричишь.
– То есть, если бы я вас порол, орал и таскал за уши, то таких вопросов не возникало бы? – Кир только руками развел.
– Не знаю, – мальчик изо всех сил обнимал сестру. – Мы просто хотели проверить…
– Ну и что вы поняли? Живой я или мертвый? – спросил Кир.
– Живой! Живой! – убежденно выкрикнул мальчик.
– Мертвый, – сквозь зубы тихо, еле слышно, процедила девочка.
Кир глаз с нее не сводил. Ее слезы высохли. Теперь она смотрела с ненавистью и презрением.
– Понятно, – спокойно и даже весело подытожил Кир. – Получается, эксперимент не удался. Ну, что ж, бывает… А теперь марш отсюда.
Дети стояли не двигаясь.
