Например, на звуках. И он лежал и слушал. Слушал, как шуршит и возится Иван у стола, как кто-то бежит по коридору, как тикают настенные часы, гудит вентиляция, шелестит за окном этот окаянный снег…

– Чего-то ты мне не нравишься, – как из ваты донесся озабоченный голос друга.

– Только этого мне не хватало, – Игнат поморщился. – Да спина у меня разболелась. Три часа с этими товарищами бодались. Прямо как дети, честное слово. Им говоришь, нужны пожарные выходы, а они – это семнадцатый век, какие-то там завитушки, лепнина, росписи, трогать нельзя… Еле уговорил. Устал так, как будто бревна таскал.

– Понятно, – протянул Иван. – А я думал…

– А не надо думать, – неожиданно жестко прервал его Игнат.

Иван промолчал.

– Слушай, скажи, у нас на вечер что-нибудь назначено? – Игнат охнул и сел, опираясь на предплечье.

– Вроде, ничего. Должен был быть ужин с колобками, но позвонила их секретарь, говорит, улетели в Японию порыбачить. Представляешь? На Хоккайдо рыбку половить. Вообще денег люди не считают…

Иван замолчал, а Игнат с трудом поднялся с пола и уставился на друга. Что-то явно было не так. Явился в кабинет за какой-то бумажкой, которую ему десять человек могли принести, теперь рассказывает про этих партнеров-придурков… Иван, опередив вопрос, понизил голос и заговорил быстрее обычного, пряча глаза и сцепив руки за спиной.

– Слушай, ты прости меня за тот раз. Ну, за Арину. Не знаю, какое-то помутнение на нее нашло, честное слово. Чего вдруг начала…

– Вань… – предостерегающе поднял руку Игнат.

Иван словно не заметил его жеста.

– Я тебе клянусь, ничего такого я ей о вас с Ингой не рассказывал…Прости, ты же ее знаешь, как выпьет, так ее не остановишь…

– Ваня… – еще раз попытался Игнат.

– Я ей выговорил, – торопливо продолжал Иван, – сказал, чтобы в чужую жизнь больше носа не совала. Надулась страшно. Два дня посудой гремела на кухне. Молчала. Ты прости…

Тут Игнат не выдержал и рявкнул.

– Вань, ты мне дашь слово сказать! Заладил: «Прости, прости». Прощаю. Я уже забыл об этом. У тебя не жена, а природная аномалия, что с нее взять.

Иван поморщился. Слышать это было неприятно, но, что делать, Игнат был прав. Недавно за ужином Арина перепила и принялась выкладывать Игнату все, что думает о нем самом и о его почившей семейной жизни.

Жена Ивана отличалась редкой красотой и невыносимым нравом. На знакомых и незнакомых людей она взирала с неизменно брезгливым выражением, сильно портившим ее фарфоровое личико. Презрительно отзывалась о них самих, об их детях, квартирах, костюмах, машинах, собаках… Но особое место в иерархии ее неприязней с самого первого дня знакомства занимал друг мужа Игнат Авдеев. По началу, не понимая, чем он так провинился, Игнат старался понравиться строптивой красавице, преподносил подарки и осыпал комплиментами, однако в ответ не получал ничего, кроме пошлой улыбочки и многозначительного молчания. В конце концов Игнату это надоело, он обозлился, и теперь любая встреча этих двоих грозила подпортить всем присутствующим аппетит и настроение.

– Ты лучше с этими ребятами из Москомимущества разберись, какого черта они лезут в нашу бухгалтерию? – продолжал Игнат. – Чего они хотят – взятки или судебного разбирательства?

– Я завтра с этим, их главным, как его, Федотовым, встречаюсь.

– Ну и хорошо, расскажешь потом, – Игнат рухнул в кожаное кресло и покрутился сначала в одну, потом – в другую сторону.

Иван уже был в дверях, когда Игнат вспомнил сегодняшнее утро, кухню, завтрак, Зою, эту чертову чашку в ее руках. И такая вдруг тоска навалилась…

– Слушай, а можно я у тебя сегодня переночую? – неожиданно для самого себя спросил он Ивана.

Тот обернулся и с удивлением посмотрел на друга.

– Можно, конечно.

Игнат постучал пальцами по подлокотнику.

– А эта твоя – лебедь белая?

– Не бойся, не тронет, – усмехнулся Иван, – виновата все-таки.

Игнат тоже усмехнулся.

– Тогда до вечера. Ты ее заранее предупреди, а то она с порога начнет бросаться.

– Не начнет. Ты уж ее совсем за человека не считаешь, – Иван улыбнулся. – Ладно. До вечера. Пока.

Он вышел, прикрыв за собой дверь, а Игнат еще немного посидел, прислушиваясь к боли в спине, потом ткнул кнопку громкой связи.

– Рая, – отвернувшись к окну и вглядываясь в молочную муть, позвал он.

– Да, Игнат Андреевич, – бодро отозвалась помощница.

– Закажи мне массаж на шесть вечера и пришли кого-нибудь в кабинет убраться. На полу грязь, как в свинарнике. А это, между прочим, кабинет начальника. Будут силы, сам высеку уборщицу.

– Хорошо, Игнат Андреевич, сделаем, – голос Раи растворился в привычных звуках, а Игнат встал, подошел к окну и резким движением распахнул широкие створки.

Порыв ветра ворвался в кабинет, и в миг за спиной образовался вихрь из бумаг и снега. Игнат так и остался стоять на сквозняке, безразлично глядя на серый город, выпускающий в небо то тут, то там белые султаны пара. Внизу проходила вся его жизнь, и отсидеться здесь, в этой башне из камня, бетона и стекла, было невозможно.

– Когда-то, давным-давно, по ту сторону зеркал был свой мир. Зеркала были как будто воротами, через которые можно было свободно переходить туда и обратно. Люди долгое время жили в согласии с существами из этого мира. Но однажды ночью, когда все спали, народ из Зазеркалья напал на людей, и началась великая битва. Побеждали то одни, то другие, пока наконец главный земной правитель не оттеснил захватчиков на ту сторону зеркала. Затем он произнес заклинание и погрузил их в сон. По взмаху его руки все зеркала вмиг закрылись, и заколдованные существа потеряли способность жить своей собственной жизнью. Теперь они только повторяли то, что происходило здесь, в мире людей.

Девочка замолчала. Вместе с братом они уже давно сидели на полу в гостиной напротив большого напольного зеркала, всматриваясь в отражение.

– А дальше? – прошептал мальчик.

– Дальше… Когда-нибудь тот другой народ проснется. Но сначала появится рыбка. Стеклянная и сверкающая, ускользающая ото всех. Предвестница печалей и несчастий. Ее увидят в глубине спящего зеркала, и это будет знак начала пробуждения. Постепенно заколдованный мир оживет, и тогда… – девочка понизила голос.

– И тогда кое-кто, может быть, наконец, отправится спать! – строго произнес Кир, уже давно из глубины своего кресла наблюдавший за детьми.

Оба взвизгнули и вскочили.

– Час назад обещали лечь! А ну-ка, марш в ванну! – скомандовал Кир. – Бегом, бегом. И пасту по зеркалу не размазывать!

– А то свою рыбу не увидите… – пробормотал он себе под нос.

Дети ускакали прочь, а Кир, качая головой, осмотрелся. На оконных стеклах красовались пять вырезанных бумажных снежинок, вся комната была замусорена и перевернута вверх дном. Кряхтя, Кир