– Тогда пообедаем дома. Вдвоем.

И в тот же вечер, после обеда, она сказала:

– Безил, я никогда не думала, что мне придется заговорить с тобою об этом. Разумеется, я рада, что ты так помог Барбаре с эвакуированными, но теперь, раз уж ты вернулся в Лондон, я должна сказать тебе: не мужская это работа, по-моему. В такое время, как сейчас, ты должен сражаться.

– Но послушай, мама, насколько мне известно, в данный момент никто особенно не сражается.

– Не виляй, дорогой, ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Так ведь я же познакомился с тем полковником, как ты велела.

– Это так. Сэр Джозеф мне все объяснил. В гвардию берут только очень молодых офицеров. Но он говорит, есть сколько угодно других приличных частей, и там можно сделать куда более блестящую карьеру. Генерал Гордон был сапером, и я уверена, многие из тех, кто сейчас генералы, начинали простыми пулеметчиками. Я не хочу, чтобы ты болтался в форме по Лондону, как твой приятель Питер Пастмастер. Он тратит все свое время на девиц. Эта умница Эмма Гранчестер всерьез прочит его в мужья своей Молли, а Этти Флинтшир и бедная миссис Ван Антробус – своим дочкам. Не знаю, о чем они думают. Я знала его отца. Марго устроила ему жуткую жизнь. Разумеется, это было задолго до того, как она вышла замуж за Метроленда, собственно говоря, его тогда еще и не звали Метролендом. Так вот, – сказала леди Сил, решительно превозмогая поток нахлынувших воспоминаний. – Я хочу, чтобы ты занялся чем-нибудь серьезным. Сэр Джозеф дал мне такую анкету, знаешь, которую заполняют, чтобы стать офицером. Речь идет о так называемом дополнительном запасе. Я хочу, чтобы ты заполнил ее до того, как отправишься спать. А там уж мы позаботимся о том, чтобы она попала куда следует. Я уверена: теперь, после того как свалили этого гнусного Белишу, все будет гораздо легче.

– Видишь ли, мама, я что-то не могу себя представить младшим офицером.

– Как бы не так, милый, – решительно сказала леди Сил. – Если б ты начал служить, когда ушел из Оксфорда, ты был бы сейчас майором. Ну, а в военное время продвижение идет быстро, ведь стольких убивают. Я уверена: как только ты попадешь в армию, тебе найдут широкое поле деятельности. Надо лишь с чего-то начать. Помнится, лорд Китченер говорил мне, что даже он был когда-то младшим офицером.

Вот как все было. Безилу вновь угрожала перспектива начать карьеру. «Не беспокойся, – сказал ему Питер Пастмастер. – Из дополнительного запаса никогда никого не берут». Но Безил беспокоился. Недоверие ко всякого рода анкетам глубоко коренилось в его душе. Он понимал, что ему в любой момент могут принести телеграмму с предписанием явиться в какой-нибудь барак у черта на куличках, где он и проторчит всю войну, подобно Смолвуду, уча три десятка ополченцев всесторонне использовать местность. Нет, вовсе не этим была мила ему война, а теми возможностями, которые она открывала никчемнику.

Три дня он был как на иголках и наконец решил зайти в военное министерство.

Он отправился туда без определенной цели, движимый убеждением, что в недрах этой обширной организации непременно найдется гусыня, которая снесет ему золотое яичко. В первые дни войны, когда он пытался заинтересовать власти своим планом аннексии Либерии, не раз случалось, что он лишь с трудом добивался приема. Теперь он допускал, что, пожалуй, хватил тогда малость через край. Начальник имперского генерального штаба несомненно занятой человек. На этот раз он будет действовать скромненько.

Водоворот, клокотавший в начале сентября в вестибюле министерства, казалось бы, нисколько не убывал. Такая же – а быть может, грустно отметил он про себя, та же самая – толпа офицеров всех званий пыталась получить пропуска. Среди них он увидел единственную фигуру в штатском и тотчас признал в нем человека, с которым познакомился в министерстве информации.

– Привет, – сказал он. – По-прежнему торгуете бомбами? Маленький сумасшедший с чемоданом приветствовал его чрезвычайно радушно.

– Не хотят обращать внимания. В высшей степени безотрадное учреждение, – пожаловался он. – Не хотят впускать. Меня послали сюда из адмиралтейства.

– А вы пробовали министерство авиации?

– Бог с вами! Они-то и послали меня в министерство информации. Где я только не бывал. В министерстве информации, надо сказать, были необычайно вежливы. Совсем не то что внешние бурбоны, В министерстве информации всегда находили свободную минуту принять человека. Да только я всегда чувствовал, что ничего не добьюсь.

– Идемте со мной, – сказал Безил. – Мы пройдем. Ветераны ашантских и зулусских кампаний охраняли вход. Безил наблюдал, как они, остановили генерала. «Пожалуйста, заполните бланк, сэр, и кто-нибудь из посыльных проводит вас в отдел». Они могли справиться с любым человеком в форме, но Безил и сумасшедший коммивояжер были для них неизвестной величиной. Генерал-это всегда генерал, а человек в штатском может оказаться кем угодно.

– Ваши пропуска, господа, будьте любезны.

– Все в порядке, сержант, – сказал Безил. – За этого человека я ручаюсь.

– Да, сэр, но кто вы такой, сэр?

– Пора знать. ВР-тринадцать. Мы не заводим пропусков и не называем себя.

– Очень хорошо, сэр. Прошу прощения, сэр. Вы знаете, как пройти, или дать вам посыльного?

– Разумеется, знаю, – огрызнулся Безил. – Присмотритесь-ка лучше к этому человеку. Он не будет называть себя, и у него не будет пропуска, но, вероятно, вам придется часто видеть его здесь.

– Очень хорошо, сэр.

Двое в штатском прошли через бурлящую толпу военных в тишину коридоров за ограждением.

– Большущее вам спасибо, – сказал человек с чемоданом. – Куда мне теперь идти?

– Перед вами открыты все пути, – сказал Безил. – Не торопитесь. Идите куда захочется. Пожалуй, я бы на вашем месте начал с главного священника вооруженных сил.

– А где он помещается?

– Туда наверх, – неопределенно пояснил Безил. – Туда наверх и прямо-прямо.

Маленький человечек серьезно поблагодарил его, просеменил по коридору неровной, плохо координированной побежкой сумасшедшего и исчез за поворотом лестницы. Не желая больше компрометировать себя актом милосердия, Безил повернул в противоположную сторону. Перед ним убегали в прекрасную перспективу двадцать или больше закрытых дверей, за каждой из которых мог открыться путь к славе и похождениям. Он пошел по коридору не спеша, но целеустремленно. С таким видом, думал он, идет на условленную встречу важный агент; с таким видом, наверное, шел по галерее суда в Джолифорде Мыльная Губка[38].

Это была перспектива, полная скрытых возможностей, но в данный момент нуждавшаяся в орнаменте, – перспектива из линолеума и сумрачных панелей; свет приходил только с дальнего конца ее, так что возникшая в нем фигура, приближаясь, виднелась лишь силуэтом, притом довольно смутным силуэтом; фигура эта подходила все ближе, но лишь когда она оказалась в нескольких ярдах от него, тогда только сообразил Безил, что перед ним и есть то самое украшение, которого так недоставало суровой архитектурной схеме, – ибо это была девушка в форме, с нашивкой младшего капрала на плече и с лицом, отсвечивающим неземной глупостью, которая поразила Безила в самое сердце. Но, должно быть, классический этот образ принадлежал трезвой действительности, такую быструю, безмолвную и пронизывающую радость испытал Безил. Он повернулся на месте и зашагал за младшим капралом по линолеумной дорожке, которая вмиг представилась ему веселой, как ковровая дорожка в театре или кино.

Младший капрал вел его долгим путем. Время от времени девушка останавливалась обменяться приветствием с проходящими военными, выказывая одинаковую игривую ласковость всем чинам, начиная от генералов и кончая скаутами второго класса; она явно пользовалась здесь успехом. В конце концов она свернула в дверь, на которой значилось: «Помза Внубе». Безил последовал за ней. В комнате был еще один младший капрал – мужчина.

Этот младший капрал сидел за пишущей машинкой – бледное прыщеватое лицо, большие очки и сигарета в углу рта. Он не поднял глаз на вошедших. Младший капрал-женщина улыбнулась и сказала:

– Ну вот, теперь вы знаете, где я живу. Заглядывайте почаще, когда будете проходить мимо.

– Кто такой Помза Внубе? – спросил Безил.

– Это полковник Плам.