Публика замерла в ожидании.
– Начинаю, – сказал полковник и запустил проектор.
Послышалось жужжание, и вдруг стало видно, как четыре всадника в военной форме задом скачут по аллее парка.
– Эге, тут что-то не так, – сказал полковник. – Странно. Должно быть, я забыл ее перемотать.
Всадники исчезли, и снова послышалось жужжание – лента перематывалась на другую катушку.
– Вот, – сказал полковник, и на этот раз появилась надпись ровным, четким шрифтом: ПРОИЗВОДСТВО БРИТАНСКОЙ КОМПАНИИ ВУНДЕРФИЛЬМ. Надпись эта, сильно вибрируя, но в остальном не меняясь, заполняла экран довольно долго («Титры, конечно, надо будет немного подрезать, прежде чем выпускать ее в прокат», – объяснил полковник), а потом сменилась другой: С УЧАСТИЕМ ЭФФИ ЛАТУШ. Это сообщение на экране не задержалось, они едва успели его прочесть, как оно покатилось куда-то вбок и вниз («Черт, – сказал полковник, – съехало».) Последовала долгая пауза, а затем:
(«Вот видите», – сказал полковник.)
Четверо мужчин в париках и маскарадных костюмах сломя голову бросились к столу и стали играть в карты. На столе были стаканы, горы денег и свечи. Мужчины играли с лихорадочным азартом и много пили. («Тут должна быть песня, – сказал полковник, – но мой аппарат, к сожалению, не дает звука».) Потом появился разбойник, задержавший ту самую карету, которую Адам видел во время съемок; потом голодные нищие у входа в даутингскую церковь; потом дамы в маскарадных костюмах, танцующие менуэт. Временами головы их исчезали над верхом экрана; временами они по пояс погружались вниз, словно в трясину; один раз сбоку мелькнул мистер Айзекс без пиджака, знаками подгонявший танцующих. («Я его выкину», – сказал полковник.)
(«Это на случай, если картину приобретут в Штатах, – сказал полковник. – Линкольншира, у них там, кажется, нет, но все же уточнить не мешает».)
Появился угол дома в Даутинге, из окон валил дым. Старый священник в лихорадочном темпе передавал стоявшим поблизости ребенка за ребенком. («В доме пожар, – объяснил полковник. – Это мы устроили совсем просто – жгли какое-то снадобье, которое Айзекс привез с собой. Вонь стояла невыносимая».)
Так события в фильме сменялись в течение примерно получаса. Одна из особенностей картины состояла в том, что в самых драматических и важных для развития сюжета местах лента, казалось, крутилась особенно быстро. Крестьяне бежали в церковь, как наэлектризованные; любовники пулей влетали в окна и вылетали обратно; лошади мелькали перед глазами, как автомобили; восстания происходили так мгновенно, что их едва успевали заметить. Зато эпизоды спокойные, статичные – разговор в саду между двумя священниками, миссис Весли на молитве, леди Хантингдота, спящая в своем замке, и т. п. – тянулись нестерпимо долго. Даже полковник Блаунт обратил внимание на этот изъян.
– Здесь, пожалуй, можно кое-что вырезать, – сказал он после того, как Весли просидел за сочинением памфлета четыре с половиной минуты.
Когда пленка кончилась, все с облегчением зашевелились.
– Очень, очень мило, – сказал жена пастора. – Очень мило и поучительно.
– Поздравляю вас, полковник, картина захватывающе интересная. Я понятия не имел, что жизнь Весли была так богата приключениями. Надо будет перечитать Леки [20].
– Просто божественно, папа.
– Большущее вам спасибо, сэр. Я получил огромное удовольствие.
– Что вы, что вы, это не конец, – сказал полковник. – Есть еще четыре катушки.
– О, это хорошо. – Я так рада! – Великолепно. – Да?… Но досмотреть картину им не удалось. В самом начале второй части – когда в Америке леди Хантингдон, переодетая ковбоем, спасает Весли от краснокожих индейцев – произошла одна из тех неприятностей, от которых не застрахованы и самые современные суперкинематографы. Что-то вдруг затрещало, вспыхнула длинная голубая искра, и свет погас.
– Экая досада, – сказал полковник. – Что там еще? Сейчас как раз будет такое интересное место.
Он принялся энергично теребить свои шнуры, в спешке обжигая пальцы. Публика сидела в темноте. Потом дверь отворилась и вошла горничная со свечой.
– Прошу прощения, мэм, – сказал она. – Света нет во всем доме.
Пастор торопливо вышел в коридор и попробовал выключатель. Он несколько раз щелкнул им вверх и вниз, постучал по нему, как по барометру, легонько подергал его.
– Видимо, пробка перегорела, – сказал он.
– Ну, знаете, уважаемый, это не дело, – сказал полковник сердито. – Без электричества я показывать фильм не могу. Вы уж как-нибудь его почините.
– К сожалению, тут потребуется монтер, а вызвать монтера можно не раньше понедельника, – сказал пастор не по-христиански холодным тоном. – Да, мне уже ясно, что нам с женой и всему моему дому предстоит провести рождественские праздники в темноте.
– Признаться, – сказал полковник, – я этого не ожидал. Я, конечно, понимаю, что для вас это так же огорчительно, как для меня. Но все-таки…
Горничная принесла несколько свечек и велосипедный фонарь.
– Последние, сэр, – сказала она. – А лавки только в понедельник откроются.
– Полагаю, что в таком случае мое гостеприимство вам больше не требуется, полковник? Хотите, я позвоню в Эйлсбери и вызову вам такси?
– Что такое? Такси? Да это просто смешно – вызывать такси из Эйлсебри, чтобы проехать четверть мили.
