солнечном дворце, где огромная люстра разбрасывала звездные блестки, как бриллианты от разорванного колье, по малиновому ковру с тканым узором из монограмм и корон.
И они вдвоем проследовали в столовую.
Наверху в двенадцатом номере – апартаментах просторных и даже роскошных – мистер Фрабник уже скользил вниз с вершины отваги, на которую с таким трудом взобрался. Если бы не этот телефонный звонок, говорил он себе, он, безусловно, довел бы дело до конца. А теперь баронесса лепечет, что его, вероятно, ждут дела, и она, конечно, ему мешает, и пусть будет так любезен, вызовет ее машину.
До чего же это все трудно. По европейским понятиям приглашение пообедать вдвоем в номере «Шепарда» могло означать только одно. То, что она согласилась приехать в первый же вечер по его возвращении в Англию, исполнило его трепетной надежды. Но во время обеда она держалась так спокойно, так по-светски непринужденно. Впрочем, как раз перед тем, как зазвонил телефон, когда они только что встали из-за стола и пересели к камину – тут, несомненно, да, несомненно, чем-то таким повеяло. Но с этими восточными женщинами никогда не знаешь… Он обхватил руками колени и выговорил каким-то странным, чужим голосом, неужели ей нужно уезжать, и что так было чудесно после двух недель, и еще – совсем уже через силу – что он столько думал о ней в Париже. (Ах, куда девались слова – те сокровища речи, что он мог растрачивать как хотел, швырять в палату общин, где они сверкающими крутящимися червонцами катились по полу! Где те несчетные фразы, что он звонкими пригоршнями рассыпал по своему избирательному округу!)
Маленькая баронесса Иосивара, сложив золотые ручки на коленях золотого вечернего платья от Пакена, сидела, куда ее послали, еще более озадаченная, чем мистер Фрабник, и ждала приказаний. Что нужно этому лукавому англичанину? Если он занят, почему не велит ей уйти? Не скажет приехать в другой раз? Если хочет, чтобы его любили, почему не подзовет ее? Почему не поднимет с этого красного плюшевого кресла и не посадит к себе на колени? Или она сегодня выглядит безобразной? Ей-то казалось, что нет. Так трудно понять, что нужно этим западным мужчинам.
И тут опять зазвонил телефон.
– Одну минуту, – сказал чей-то голос. – С вами будет говорить отец Ротшильд… – Это вы, Фрабник? Очень вас прошу, приезжайте ко мне, как только сможете. Мне нужно обсудить с вами ряд вопросов.
– Право же, Ротшильд, не понимаю, к чему это. У меня гостья.
– Баронессе следует немедленно ехать домой. У лакея, который подавал вам кофе, брат работает в японском посольстве.
– Боже мой, неужели? Но почему вы не хотите потревожить Брауна? Ведь премьер-то он, а не я.
– Вы вступаете в должность завтра… Прошу вас, как можно скорее, адрес вам известен.
– Ну хорошо, хорошо.
– О да, конечно.
Глава 4
На вечере у Арчи Шверта пятнадцатый маркиз Вэнбру, граф Вэнбру де Брендон, барон Брендон, лорд Пяти Островов и наследственный сокольничий королевства Коннот, сказал восьмому графу Балкэрну, виконту Эрдинджу, Алому рыцарю Ланкастерскому, Паладину Священной Римской империи и Шенонсосскому Герольду герцогства Аквитании: – Здорово. Ну и отвратный вечер. Ты что будешь о нем писать? – потому что оба они по странной случайности вели отдел светской хроники в ежедневных газетах.
– Я уже передал материал по телефону, – сказал лорд Балкэрн. – Теперь, слава тебе господи, можно и уходить.
– А у меня что-то ни одной мысли в голове, – сказал лорд Вэнбру. – Вчера моя редакторша заявила, что ей надоело изо дня в день читать одни и те же имена, а сегодня они опять все тут, все до единого. Ну, расстроилась помолвка Нины Блаунт, но это не бог весть какая сенсация. Агата Рансибл обычно тянет на несколько абзацев, но ее завтра разгоняют на всю первую полосу в связи с этой историей на таможне.
– У меня неплохо получилось про Эдварда Троббинга, как он живет в Канаде в бревенчатой хижине, которую построил сам, с помощью одного только индейца. Меня это потому соблазнило, что Майлз сегодня наряжен индейцем. Недурно, а?
– Очень даже недурно. Можно, я это использую?
– Хижину, так и быть, возьми, но индейца оставь мне.
– А где он на самом деле обретается?
– Кажется, в Оттаве, как гость правительства.
– Кто эта страховитая женщина? Чем-то она, по-моему, знаменита. Это не миссис Мелроз Оранг? Я слышал, она должна здесь быть.
– Которая?
– Да вон, подходит к Нине.
– Ох, нет. Она никто. Сейчас ее зовут миссис Пэнраст.
– Она как будто тебя знает.
– Да, я с ней знаком всю жизнь. Она, понимаешь ли, моя мать.
– Ах, прости, мой милый. Можно я об этом упомяну?
– Лучше не надо. В семье ее терпеть не могут. Она ведь с тех пор два раза разводилась.
– Ну понятно, мой милый. Не буду.
Пять минут спустя он сидел у телефона и диктовал: -… орхидея, точка. Абзац. Одной из самых интересных женщин в зале была миссис Пэнраст, П, Э, Н, Р, А… нет, С, система… бывшая графиня Балкэрн. Она одевается в строгом, мужском стиле, который придает такой шик многим американкам, точка. С ней был ее сын, запятая, нынешний граф Балкэрн. Лорд Балкэрн, запятая, один из немногих истинно светских молодых людей… Достопочтенный Майлз Злопрактис был в костюме индейца. В настоящее время он живет в
